Кнульп. Демиан. Последнее лето Клингзора. Душа ребенка. Клейн и Вагнер. Сиддхартха. Герман Гессе

бледная кровля первого деревенского дома, и Кнульп вдруг поднес палец к губам, прошептал «тс-с!», и из деревни до них долетела танцевальная музыка – гармоника и скрипка.

      – Ну хорошо! – рассмеялась девушка, и оба ускорили шаги.

      Во «Льве» танцевали всего четыре-пять парочек, сплошь люди молодые, незнакомые Кнульпу. Происходило все степенно, благоприлично, и к чужой паре, присоединившейся к следующему танцу, никто не приставал. Они станцевали лендлер и польку, потом музыканты заиграли вальс, который Бербеле танцевать не умела. Глядя на других танцоров, они выпили по кружечке пива, на большее у Кнульпа денег недостало.

      За танцами Бербеле вошла во вкус и теперь смотрела в маленький зал горящими глазами.

      – Вообще-то пора домой, полдесятого уже, – сказал Кнульп.

      Она встрепенулась с несколько огорченным видом и тихонько сказала:

      – Ах, как жалко!

      – Можно еще немного задержаться.

      – Нет, пора домой. А как было хорошо.

      Они вышли из зала, но за дверью девушка вдруг спохватилась:

      – Мы ведь ни монетки музыкантам не дали.

      – Верно, – чуть смущенно сказал Кнульп, – пфеннигов двадцать они вполне заслужили, только у меня, увы, нет ни гроша.

      Бербеле решительно достала из кармана вышитый кошелечек.

      – Что же вы не сказали? Вот двадцать пфеннигов, отдайте им!

      Он взял монету, вручил музыкантам, а затем оба вышли на улицу и ненадолго остановились, чтобы глаза привыкли к кромешной темноте. Ветер усилился, накрапывал дождь.

      – Открыть зонт? – спросил Кнульп.

      – Нет, при таком ветре он и шагу не даст ступить. Да, так было хорошо. Вы, кожевник, прямо сущий танцмейстер.

      Девушка продолжала весело болтать. Однако ее кавалер притих, возможно, устал, а возможно, опасался близкого прощания.

      Неожиданно она запела:

      – «То на Неккаре кошу, то на Рейн с косой иду». – Голос ее звучал тепло и чисто, и на очередном куплете Кнульп подхватил и вторил так уверенно, красивым низким голосом, что она слушала с большим удовольствием.

      – Ну вот, тоска по дому теперь прошла? – спросил он под конец.

      – О да, – звонко рассмеялась девушка. – Надо будет нам еще разок этак прогуляться.

      – Сожалею, – тихо ответил Кнульп. – Пожалуй, этот раз был последний.

      Она остановилась. Слушала рассеянно, но печаль в его голосе уловила и спросила с легким испугом:

      – Что случилось? Я чем-то вас обидела?

      – Нет, Бербеле. Просто завтра я ухожу, уволился.

      – Да что вы говорите! Неужто правда? Очень жаль.

      – Меня жалеть не стоит. Надолго я бы здесь так и так не остался, вдобавок я всего-навсего кожевник. А у вас вскоре появится сердечный дружок, пригожий парень, и вы забудете о тоске по дому, вот увидите.

      – Ах, не надо так говорить! Знаете же, что нравитесь мне, хоть вы и не мой сердечный дружок.

      Оба умолкли, ветер свистел им в лицо. Кнульп замедлил шаг. Они уже подходили к мосту. В конце концов он остановился.

      – Давайте