Вечное чудо жизни. Джеймс Хэрриот

человек умчался, а Зигфрид повернулся ко мне.

      – Черт, не нравится мне это, Джеймс. Пульс омерзительно слабый, еле его нащупал, конъюнктива кирпично-красная, а температура тридцать девять и четыре. Я не хотел пугать этого юношу, но, думаю, его не вытянуть. – Тут глаза моего партнера широко раскрылись. – И опять Моттрам! Просто проклятие какое-то!

      Я промолчал, продолжая держать шатающегося коня. Слабый пульс у лошадей – признак самый зловещий, да и все остальное указывало, что положение осложняет воспаление кишок.

      Когда Ламзден вернулся, Зигфрид закатал правый рукав и ввел руку глубоко в прямую кишку.

      – Да… да… завалы, как вы и сказали. – Он несколько секунд тихо насвистывал. – Ну, для начала следует облегчить боль.

      Он ввел транквилизатор в яремную вену, все время ласково уговаривая коня:

      – Тебе от этого полегчает, старина. Бедный ты мой старичок! – Следом он сделал вливание физиологического раствора, чтобы уменьшить шок, и не забыл об антибиотике против энтерита. – А теперь зальем в него галлон жидкого парафина, чтобы смазать всю эту дрянь внутри.

      Зигфрид быстро ввел через ноздрю желудочный зонд и держал его, пока я накачивал парафин.

      – Теперь мышечный релаксант. – Он сделал еще одну внутривенную инъекцию.

      К тому времени, когда Зигфрид очистил и смотал зонд, конь явно почувствовал себя много лучше. Колики на редкость мучительны, а я твердо убежден, что лошади ощущают боль острее всех других животных, и наблюдать их страдания бывает невыносимо. А потому я с большим облегчением увидел, как конь заметно успокоился, перестал опасно шататься и явно отдыхал от недавних мук.

      – Ну что же, – сказал Зигфрид вполголоса, – теперь будем ждать.

      Ламзден вопросительно поглядел на него.

      – А вам обязательно? Мне так неловко, что вы из-за меня не спите. Уже третий час. Может быть, теперь я и один справлюсь…

      Мой партнер ответил ему измученной улыбкой.

      – С полным уважением к вам, юноша, мы и дальше будем объединять наши усилия. Лошадь пока просто одурманена, а что положение ее очень серьезно, и говорить не надо. Если мы не заставим заработать кишечник, боюсь, она сдохнет. Ей еще очень многое потребуется, включая зонд. Так что будем и дальше трудиться до победного или иного конца.

      Молодой человек опустился на тючок сена и тупо уставился на свои сапоги.

      – О господи, только бы не до иного! На прощание мистер Моттрам сказал мне: «Коробок остается на вашем попечении!»

      – Коробок?

      – Спичечный Коробок. Это его кличка. Мой патрон на него не надышится.

      – Очень грустно, – сказал Зигфрид. – Положение у вас незавидное. По-моему, Моттрам не из тех людей, которым легко что-нибудь объяснить.

      Ламзден запустил пятерню в волосы.

      – Да… да… – Он поднял голову и взглянул на нас. – Учтите, он очень хороший человек и со мной всегда прекрасно обходится. Все дело в его личности. Посмотрит на тебя,