Слово. Сергей Алексеев

Бросьте говорить ерунду. Неизвестно, будет что там или нет, а вот здесь, у нас под боком, пропадает!.. Вопросов нет, надо выручать собрание. Давайте думать – как. Через милицию, через суд, через общественность – как угодно, только спасать.

      Анна знала характер Аронова: если упрется – уже не своротишь. Отдел в публичной библиотеке был государством в государстве, а его хранитель – лицом неприкосновенным.

      – Так вы сказали – он болен? – подал голос директор музея. – Тогда проще: признать его недееспособным… как это делается, не знаю. А книги изъять. Все законно. Когда я работал директором Дома культуры…

      – Собрание Гудошникова – частная собственность, – отрубил хранитель. – Тут такая канитель… Тем более у него есть наследник.

      – Тогда я не знаю, – проронил Оловянишников. – К юристам надо…

      Аронов подошел вплотную к Анне, заглянул в лицо:

      – Ну а вы что молчите? Сейчас все зависит от нас с вами. Вы грозились горы свернуть на благо русской словесности. Случай выпал. Где ваша хваленая женская мудрость?

      – Я поеду в экспедицию, – сказала Анна. – Горы сворачивать.

      – Шею сворачивать! – рассердился хранитель. – Вся надежда была на материалы Гудошникова. Где они?

      – Вам лучше знать… Вы ходили к Гудошникову.

      – А может, и вы сходите? Пожалуйста! Заодно полюбуетесь, в чьих руках теперь собрание. Он с ружьем возле него сидит.

      – В таком случае чего же волноваться? – усмехнулась Анна. – Никакие воры не страшны…

      – Он! Он сам страшен! – возмутился хранитель. – Дошло до вас, нет?

      – Дошло, – согласилась Анна. – Поеду искать скиты.

      Аронов устало опустился в кресло, хотел было плюнуть, но опомнился и сдержался. Екатерина Ивановна включила пылесос и начала утюжить следы на ковре, оставленные хранителем. Обманчивый рассеянный свет падал на лица и кожаные переплеты книг. Определить, который час, было невозможно. Вместе с температурой и влажностью здесь замирало и время.

      Отдел редких книг и рукописей начинался в свое время с пожертвования именитого купца Окоемова. Университет еще только строился, а со всех концов России уже шли посылки с книгами и учебными пособиями от промышленников, купцов и аристократии. Окоемов на строительство десять тысяч рублей отвалил – сумму по тем временам немалую. Жил бы себе со спокойной душой да торговал пушниной и мануфактурой, но нет же, заело, что обошел его Строганов. Кроме денег, прислал тот книг чертову прорву, и все, по слухам, дорогие, старинные. Где уж там тягаться купцу с хозяином Уральского камня, но Окоемов места себе не находил. Среди сибирских купцов он считался человеком просвещенным, передовым, поскольку держал книжный магазин и несколько лавок по малым городам. Правда, лавки эти зачастую торговали канцелярскими товарами, мылом и шпалерой, поскольку возить книги в Сибирь было накладно, но это не меняло сути. Говорят, однажды на заседании строительной комиссии Окоемова шибко раздразнили и разозлили: