Дочь палача и ведьмак. Оливер Пётч

xt-author>

      Пётч – великолепный рассказчик, а его характеры удивительно ярки и правдоподобны.

Booklist

      Действующие лица

      Паломники из Шонгау:

      Магдалена Фронвизер (урожденная Куизль) – дочь палача

      Симон Фронвизер – цирюльник Шонгау

      Карл Земер – первый бургомистр Шонгау

      Себастьян Земер – сын первого бургомистра

      Якоб Шреефогль – гончар и член городского совета

      Бальтазар Гемерле – плотник из Альтенштадта

      Конрад Вебер – городской священник

      Андре Лош, Лукас Мюллер, Ганси Йозеф Тванглер – подмастерья каменщика

      Прочие жители Шонгау:

      Якоб Куизль – палач Шонгау

      Анна-Мария Куизль – жена палача

      Георги Барбара – близнецы, дети Куизля

      Петери Пауль – дети Симона и Магдалены Фронвизер

      Марта Штехлин – знахарка

      Братья Бертхольды: Ганс, Йозефи Бенедикт

      Иоганн Лехнер – судебный секретарь

      Монастырь Андекса:

      Маурус Рамбек – настоятель монастыря

      Брат Иеремия – приор

      Брат Экхарт – келарь

      Брат Лаврентий – наставник послушников

      Брат Бенедикт – кантор и библиотекарь

      Брат Виргилиус – часовщик

      Виталис – послушник и подручный часовщика

      Брат Йоханнес – аптекарь

      Келестин – послушник и подручный аптекаря

      А также:

      Михаэль Грец – живодер из Эрлинга

      Маттиас – подмастерье живодера

      Граф Леопольдфон Вартенберг – посланник Виттельсбахов

      Граффон Чезанаи Колле – земельный судья Вайльхайма

      Мастер Ганс – палач из Вайльхайма

      Пролог

      Эрлинг близ Андекса, вечер 12 июня 1666 года от Рождества Христова

      Небо затягивали темные тучи, и послушник Келестин, смачно выругавшись, зашагал навстречу собственной смерти.

      На востоке, по ту сторону озера Аммерзее, громадным чудищем вихрились черные клубы, сверкали первые молнии и доносились отдаленные раскаты грома. Келестин прищурился и над монастырем Дисена в пяти милях сумел уже разглядеть серую дождевую завесу. Пройдет всего несколько минут, и непогода разра-зится над Святой горой; и в это именно время послушнику предстояло выловить из монастырского пруда карпа на ужин для жирного аптекаря. Келестин выругался в очередной раз и натянул на лицо капюшон черной рясы. Что ему оставалось делать? Послушание было одним из трех обетов монахов-бенедиктинцев, а брат Йоханнес являлся его наставником. Временами вспыльчивый, зачастую загадочный, а главное, прожорливый монах – но, несмотря на все это, его наставник.

      Porca miseria![1]

      Как это часто бывало, в плохом настроении Келестин переходил на язык своих родителей. Он вырос в итальянской горной деревушке по ту сторону Альп, но безумия войны сделали его отца солдатом, а маму – маркитанткой и шлюхой. Здесь, в монастыре на Святой горе, Келестин нашел приют при монастырской аптеке, и хотя бесконечные литании и ночные молитвы временами выводили его из себя, он чувствовал себя в безопасности. Он ел досыта три раза в день, спал в тепле и комфорте, а андексское пиво считалось одним из лучших во всем баварском княжестве. В эти трудные времена могло быть гораздо хуже. И все же тощий, низкого роста послушник ругался себе под нос; и дело было не только в том, что в скором времени он станет мокрым, точно карпы в пруду Эрлинга.

      Келестин боялся.

      С тех пор как три дня назад он сделал это открытие, страх терзал его, словно мелкое злобное существо. Вид был столь ужасающим, что кровь стыла в жилах. Он до сих пор преследовал его в кошмарах, и послушник просыпался с криком и залитый потом. Подобное кощунство Господь не оставит безнаказанным, это уж точно. Темные тучи и молнии казались Келестину предвестниками ветхозаветного возмездия, которое в скором времени постигнет монастырь.

      Но еще ужаснее был исполненный ненависти взгляд того человека. Он узнал Келестина, пока тот не убежал сломя голову – по крайней мере, послушник так думал. Взгляды застигнутого врасплох говорили больше тысячи слов. В последние дни они ощупывали его, точно проверяли, проболтается Келестин или нет.

      Келестин знал, что у этого человека имелись могущественные заступники. Поверят ли ему, простому послушнику? Обвинение было столь ужасным, что его запросто могли счесть сумасшедшим. Или, что еще хуже, он прослыл бы клеветником,

1

Черт возьми! (ит.)