.

Аслану с парнями.

      – Спасибо, Аслан, договорился я насчет угля.

      – Не за что, – ответил мне Аслан и тоже помахал.

      Шурша грязевой резиной по лесной дороге, я ехал и думал о том, что сегодня очень плодотворно провел время. И закупился по хозяйству, и дрова, и уголь… в целом все с пользой. Аккуратно преодолел спуск к броду, а затем сам брод. Недалеко от моста сидели два подростка, и ловили в запруде гольяна. В сопку, к дому, пришлось забираться «внатяг» на второй передаче, ибо лезущая под колеса домашняя живность односельчан не давала разогнаться. Сразу у ворот вывернул влево и остановился, открыл ворота и сдал задним ходом во двор. Выходя из машины, услышал, как Бимка в доме лает и скулит, открыл дом, и собака, визжа от радости, начала пытаться запрыгнуть мне чуть ли не на руки, я присел и погладил его, Бим, лизнув меня, упылил в сторону огорода. Пройдя в дом, обнаружил «гнездо» из одел на кровати и погрызенный ботинок. Понятно, собака скучала и развлекала сама себя, но за ботинок надо наказать, не дело это. Вышел обратно во двор и позвал Бима, тот, сделав свои собачьи дела, несся ко мне, радостный такой. Залетев пулей в дом, щенок сообразил или почувствовал «что-то не то» и сразу попытался выскочить обратно на улицу, но я закрыл дверь. Разувшись, подошел к кровати и заговорил как можно строже, пытаясь не засмеяться, потому как Бим просек ситуацию, «что попал», и изобразил мордой и ушами такое, что удержаться от смеха было сложно.

      – Бим! Это что такое? Засранец! – спросил я, поднимая с кровати погрызенный ботинок. – Тебе что грызть больше нечего?

      Бим практически по-пластунски заполз под лавку, делая при этом попытки повилять хвостом на каждую мою фразу.

      – Вон у печи поленья, грызи сколько хочешь! А добро портить нельзя! А ну иди ко мне!

      Бим все так же лежал под лавкой, не шевелясь.

      – Я кому сказал?!

      Он начал медленно выползать и «на полусогнутых» подошел ко мне. Я ткнул ему порванным ботинком под нос и сказал: «Нельзя!», потом, волоча его за шкирку, подошел к кровати и, указав рукой на постель: «Нельзя!». Потом я его отпустил, и он все так же со сложенными ушами, и втянув голову, смотрел на меня, я подошел к его коврику на кухне, сел на пол рядом, и уже спокойным голосом сказал: – Ну все, экзекуция закончена, иди ко мне, вот тут лежать можно, если тебе холодно, в погребе есть матрас, я его тебе сюда положу.

      Бим уловил изменения в интонациях, сразу же подбежал ко мне, неистово виляя хвостом и поскуливая, пытался меня лизнуть, мол, «прости, хозяин, больше не буду».

      – Ага, – сказал я, теребя его за холку и вспомнив одного персонажа: – «понять и простить».

      На улице машина заглохла, и я обувая калоши сказал:

      – Идем, вредитель, машину разгружать.

      Мешки с «птичьей едой» перетаскал в сарай, где раньше держали корову, пристроив их на наспех сколоченный поддон, чтобы на земле не лежали, потом выпустил кур в курятник и рассыпал им в лотки корма. Бим сразу заинтересовался «новыми жильцами» и с любопытством заглядывал сквозь сетку, со стороны огорода встав на задние лапы, а передними опираясь на сетку. Мешки со своей едой и коробки я перенес в подвал, он сухой