Тень Лучезарного. Сергей Малицкий

слипаются, и силы, которых еще утром было столько, что и запруда не удержит, растаяли без остатка?

      Лава хотела расспросить Литуса о корабле, о том, что она будет делать в Эбаббаре, мало ли, вдруг придется скрывать свое имя, но сон уже тяжелил веки, и даже вдруг прозвучавшие слова Литуса, что посоветуется он с Амплусом – высшим магом ордена Земли, куда пристроить ему жену, не обдали ее жаром лишь потому, что показались самим сном.

      …Утром она проснулась от холода, но морозец щипал только за нос и щеки, все прочее оказалось прикрыто старым одеялом, под которым обнаружилось еще одно одеяло, а там и гарнаш Литуса. Сам Литус сидел возле костра, накинув на плечи сложенную в несколько слоев еще одну старую сеть, и помешивал что-то в котелке.

      – Похлебки или каши не обещаю, но сладкий отвар из сушеных яблок с медом будет, – подмигнул он Лаве.

      Ночь уже обратилась сумраком, который светлел минута за минутой, Лава ткнулась носом в висок Литуса, накинула ему на спину его гарнаш и спустилась к воде. Тут, у замороженных, припорошенных принесенной из-за реки пылью гнилых досок и заледенелых камней никого не было. Лава разбила ногой ледяную закраину, умылась и только после этого пригляделась к противоположному берегу. Ставший уже привычным за несколько дней гул не прекратился, но как будто стал глубже, словно его источник пытался зарыться в землю. За широкой полосой черной реки кирумский берег тянулся, словно раскатанный по стеклу пласт, но сам город по-прежнему был скрыт дымом или туманом, а может быть, сумрак, обращающийся в день всюду, там зацепился за развалины.

      – Зачем уничтожать камни? – спросила сама себя Лава. – Они ведь только камни. Камни, и ничего больше.

      Поднявшись от воды, она сразу приметила возле костра еще одну фигуру, но прежде чем отправиться обратно, огляделась. Та часть Утиса, что примыкала к дощатой пристани, теперь и в самом деле казалась мертвой. Если и были еще жители в городе, то они пропитывались страхом в домах, тянувшихся вдоль реки за переправой, за утисским замком, на той части берега, что уже граничил с Фидентой. Если бы не гул из-за реки, здесь бы царила тишина, только ветер еще хлопал отворенными ставнями на одном из домов, да детский плач доносился откуда-то со стороны парома.

      – Доброго дня почивавшим! – поднялся от костра Джокус, когда Лава приблизилась. – Я, кстати, предлагал ночевать в замке сыну короля Эбаббара. Он отказался, и, как я понял, отказался за двоих.

      Лава поклонилась принцу Фиденты, приняла из рук Литуса чашу горячего напитка и сырную лепешку и присела напротив второго сына короля Фиденты, теперь уже брата нового короля. Или брата почти короля. Или герцога?

      – Когда коронация? – спросила она Джокуса, и он – вечно веселый чернявый красавчик, которому всегда все радовались, но как-то никогда не принимали всерьез, вдруг стер с лица улыбку и стал удивительно походить на своего недавно умершего отца, чего нельзя было сказать о Фалко Верти. Тот получился лицом в мать – прекрасную, но уже далеко не молодую Арому Верти.

      – Или не