Стальная бабочка. Вячеслав Шалыгин

выиграть сражение и потери были минимальными. Да, в этом случае Хауэр бывал снисходителен к побежденным, приказывал добивать только биоников. Ведь эти тупые организмы не знали, что такое сдаться в плен. Но благодушие… нет, об этом никогда не было и речи. Дактианские пленники рассматривались исключительно как обменный фонд в пропорции примерно три к одному. Ведь мароманны в плен к дактианцам попадали гораздо реже. Так что одним «зеленым» больше, одним меньше – не принципиально, а потому шаг влево или вправо карался по всей строгости военного времени. Никакого благодушия. И вдруг что-то накатило. Будто бы во сне.

      Хауэр насторожился, но мысль обработать не успел. На него снова накатило нечто неведомое, но такое же сильное, как и предыдущее чувство. Ага! Теперь это был отчетливый сигнал интуиции. Макс прямо так и решил, сразу, без лишних сомнений – это интуиция. И Хауэру сразу стало понятно, что предыдущая волна была тоже волной предчувствия, а не благодушия. Он вдруг понял, что буквально через минуту или две дактианцы могут сыграть роль отвлекающих целей. Краем глаза Макс уловил отсвет, который быстро превратился в свечение.

      Хауэр обернулся и рефлекторно вскинул оружие. Два робокрига огневой поддержки в точности повторили движения командора и так же, как Хауэр, зависли, не понимая, во что им целиться. По ущелью достаточно быстро разливалось непомерно яркое свечение неизвестной природы.

      Хауэр вдруг почувствовал себя как-то странно. Он будто бы подключился к оптике люфткрига-корректировщика, кружащего в небе над каньоном. Макс точно знал, что нет связи с бойцами – живыми либо синтетическими. И в то же время он видел поле боя, себя, своих воинов и накатывающую на них огненную волну как бы со стороны и чуть сверху. Он будто бы вдруг превратился в неведомого наблюдателя, который затаился где-то наверху, между камнями над обрывом.

      Все это было странно, опять же словно в каком-то дурном сне, но самое необычное заключалось в другом. Это ведь Хауэр только так сформулировал «я вижу». На самом деле он воспринимал происходящее в каньоне абсолютно непонятным образом. Это было не видение, как его понимают люди или другие существа, обладающие глазами, а загадочного рода восприятие. Недоступным человеческому пониманию образом Макс воспринимал все, что происходило внизу, в ущелье, и знал – именно знал, а не догадывался или предполагал, – что дело плохо.

      Стена ярчайшего, запредельно горячего огня двигалась фронтом от стены до стены, высотой вдвое больше глубины каньона и полосой метров тридцати от переднего края до тыла. И после этой огненной зачистки дно и стены ущелья выглядели как дымящийся, покрытый толстым слоем расплавленного стекла гладкий желоб. Без всяких признаков скал или других неровностей. Какое оружие создавало этот странный плазменный каток, Хауэр не знал и даже не догадывался. Но вряд ли это делало какое-то оружие дактианцев. «Зеленые» были растеряны не меньше, чем бойцы Хауэра. В этом Макс убедился, когда вновь обернулся. Невольно, а не в поисках поддержки