Para Bellum. Василий Звягинцев

забытого великолепия.

      – Люсечка, присоединяйтесь к нам, – воззвал Лось.

      – Не могу, не положено, – кокетливо ответила девушка.

      – Для меня все яства и напитки потеряют вкус и привлекательность, – затрубил Лось.

      – Правда, не положено, – уже серьёзно сказала буфетчица. – У меня могут быть неприятности. Вы этого хотите?

      – Ни в коем случае, – хором заверили командиры.

      – Приятного аппетита, – пожелала фарфоровая красавица и удалилась.

      – Наливай, – приказал Марков как старший по званию. Густая жидкость полилась в бокалы, в ноздри ударил резкий запах. Марков обхватил посудину ладонями, собираясь, как положено, согреть благородный напиток.

      – Брось, – взмолился Владимир, – не тяни.

      Они сдвинули пузатые ёмкости: «Чтоб он сдох», – прошептал Лось. Сергей усмехнулся, согласно прикрыл глаза. Выпили залпом, потянулись вилками к шпротам.

      – Между первой и второй, – пробормотал Лось, разливая. Снова выпили, за то же. Приятно закружились головы. Нанизав на вилку кусок мяса, Марков отправил его в рот и поморщился.

      – Ты чего? – забеспокоился напарник.

      – Зубы шатаются. Целых три. На допросах недовыбили. А сейчас не то цинга, не то чёрт его знает. Бывает, жуёшь удачно. А то попадёт зуб на зуб… – Сергей приоткрыл рот, покачал пальцем верхний клык. Володя сочувственно вздохнул: «А у меня обошлось».

      Марков потянулся к иноземной пачке, заелозил пальцами по скользкому целлофану: «Чёрт, как эта дрянь открывается?» Владимир забрал у приятеля картонный кубик, проткнул обёртку зубцом вилки, содрал её и швырнул в пепельницу. Рывком оборвал плотную бумагу с угла пачки.

      – Ну и запрятали, как котово сало.

      – Что? – переспросил Сергей.

      – Бабка моя так говаривала. Она с Кубани, там присказка такая есть.

      Лось выудил белый цилиндрик, протянул другу, вытащил сигарету для себя. Марков чиркнул спичкой, поднёс огонёк Володе, прикурил сам и закашлялся. После махры американское курево с верблюдом на пачке показалось слабым. Пришлось запить ещё глотком-другим резкого коньяка «Греми».

      Лось обнял Маркова за плечи, ткнулся губами в ухо, зашептал по-лагерному, почти не шевеля губами, чтобы не смог подслушать никто: «Я тебе даже в СТОНе «родном, навек любимом», будь он проклят, не говорил… Знаешь, о чём я мечтаю? Думаешь, о бабе? Нет! То есть, это конечно, но это не самое главное. Даже не о том, чтобы реабилитировали, честное имя восстановили. Хрен с ним, родни у меня не осталось, всех в голод выморили. Так что имя носить некому. Звание восстановить? Байда это всё, кубы, ромбы. Нет, по-настоящему я только одного хочу, одно во сне и наяву вижу. Взять эту суку усатую за хлипенькую его шейку и своими руками её свернуть. И в глаза ему смотреть: за дядьку Степана, которому заговор пришили. А у него образование три класса церковно-приходской школы, и из станицы Старо-Ниже-Стеблиевской он никогда