Общество Джейн Остен. Натали Дженнер

едва увидев ее на киноэкране. С тех пор он стал верным поклонником Мими Харрисон, ходил на все ее фильмы, а на «Отечество и славу» – целых три раза. Он размышлял о ее голливудской жизни, раз за разом перечитывая книги Остен. Забавно, что у него нашлось что-то общее с кинозвездой. О книгах Остен это говорило куда больше, чем о нем самом, но так он чувствовал себя не столь ущербным и странным.

      На пути домой Адам остановился передохнуть у развилки Винчестер-роуд. Поверни он налево, он оказался бы у старого фермерского домика, где родился и где теперь жила зажиточная семья Стоунов. Миновав его и пройдя добрых шестнадцать миль, он бы оказался в Винчестере.

      Он никогда не бывал так далеко от дома, но знал, что в последние дни своей жизни Джейн Остен снимала там комнату, в тщетной надежде найти лекарство от загадочной болезни, сгубившей ее, когда ей был всего сорок один год. Месяц спустя Кассандра наблюдала из окна второго этажа, как гроб с телом Джейн везут в знаменитый Винчестерский собор. Слова, которые она написала об этом – «он скрылся из вида, и я потеряла ее навсегда», – всегда трогали его до слез. Его братья лежали в сотнях миль отсюда, на дне Эгейского моря, и не было для них могилы, которую он смог бы навестить.

      Безвременные потери в юности не только ранят нас сильнее, но и каждый день напоминают о себе, словно подпитываясь силой воспоминаний о том, кто ушел слишком рано. Послушная этой силе Кассандра провела остаток жизни в Чотоне, оберегая наследие своей сестры, Адам же думал, что подвел своих братьев, не попытавшись добиться чего-то большего. Все же, невзирая на упадок духа, он постоянно был в поисках того, что могло бы придать смысл его жизни, хоть и не знал, с чего начать.

      Передохнув, он вновь зашагал по направлению к дому – дождь кончился, и вновь выглянуло солнце. Миновав низкую деревянную калитку у старого домика эконома, он остановился у скамейки в дальнем углу двора. Он часто сидел на ней и отдыхал, готовясь к беспрестанным расспросам собственной матери, преследовавшим его уже с порога. Она пристально следила за состоянием умирающего мистера Найта и тем, как Франсес Найт, одна из смиреннейших душ в целом свете, бывшая столь легкой мишенью для злословия матери, все больше замыкается в себе.

      Адам сидел на скамье и не мог представить, что когда-то по этим садам гуляла Джейн Остен, отдыхая там же, где и он, – теперь почти ничего не напоминало о знаменитой писательнице, когда-то жившей в этом домике. Он наблюдал, как во дворике под лучами вечернего солнца дремлют полосатые котята, слышал, как катит свою тележку деревенский старьевщик, видел, как мимо кирпичной стены прошли доктор Грей и Аделина. Должно быть, они пошли домой долгим путем, через поля, и он их обогнал.

      Адам встал и побрел к воротам. Слева в ожидании старьевщика покоилась куча мусора, из которой торчали три ножки и квадратное сиденье старинного кресла. Адам, плотник-самоучка, сразу узнал резные колоннообразные ножки и прямые линии сиденья эпохи Регентства. Сердце его забилось – быть может, кресло принадлежало семье Остен, а может, и самой Джейн?

      Одновременно с