Обманщики. Денис Драгунский

со станции. Получается, что зря мотался.

      – Но ты не кисни, – бормотал Сезам, карандашом черкая в бумагах. – Не журысь, хлопчику, все нормалевич-нормальзон. Дай пять минут буквально… И поедем.

      – Куда?

      – Как это куда? За Маринкой, куда-куда!

      У Сезама была машина, кстати говоря. «Жигуль» второй модели.

* * *

      Эта Маринка встретила их в халатике. Видно, она совсем не торопилась с ними ехать. Легран опять затуманился и разозлился: сначала Сезам наобещал, потом одна из двух не пришла, потом за другой пришлось ехать полчаса, а она еще не собралась.

      Сезам, напротив, был бодр и весел. Он сказал:

      – Мадам! Permettez-moi de vous prе́senter mon ami monsieur Legrand![4]

      Она протянула руку и сказала:

      – Хау ду ю ду! Ой, в смысле бонжур!

      Она на самом деле подумала, что он Легран, иностранец, француз!

      Легран поклонился и прикоснулся губами к ее руке.

      – Мерси! – улыбнулась она.

      Сезам захохотал.

      – Месье Легран, или по-нашему – Леня Гранильщиков! Ле Гран, понятно?

      – Ну ты хохмач! – засмеялась она. – А я, как дура, поверила! Здрасьте, Леонид! Марина меня зовут.

      – Очень приятно. А я просто Леня и на «ты».

      – Нет уж пардон-пардон! – она всё смеялась. – Первое слово дороже второго! Всё! Будешь у меня месье Легран! – и чмокнула Леню в щеку. – Сейчас, ребята, пять минут…

      Она в кухне гладила платье – легонькое, летнее, светлого брезентового цвета, тогда была такая мода. На платье было много кармашков, клапанов и отворотов, и она их проглаживала подробно и тщательно, побрызгивая водой из специальной бутылки с дырчатой пробкой. Легран даже разозлился: ну сколько можно! Тут пять минут, там пять минут. Опять подумал, что вся его жизнь – серия сплошных неудач, провалов и проколов, мелких и средних. Крупной неудачи не было, потому что крупного дела в его жизни не было тоже.

      А она спокойно болтала с Сезамом, жаловалась, что сегодня был дико тяжелый день на работе. Легран испугался: вот сейчас она скажет, что устала, и не поедет. Или ей кто-то вдруг позвонит – и облом.

      Но нет. Она сняла платье с гладильной доски, выключила утюг и пошла в комнату переодеваться.

      Легран тихонько спросил у Сезама, сколько ей лет. «Лет сорок», – сказал Сезам. Легран слегка оробел: ему-то было двадцать девять. Но выглядела она просто чудесно. Небольшого роста, очень стройная, даже сквозь халат понятно. А когда она, наконец, вышла уже одетая и чуть подкрашенная – просто как статуэтка. Чудеса.

* * *

      Сидели у Сезама в его так называемой гостиной, в низких креслах с деревянными подлокотниками – рухлядь, оставленная соседями. От истертой обивки пахло старой пылью. Пили вермут, разбавляли его газировкой, закусывали конфетами и яблоками. Легран выложил все припасенные анекдоты, шутки, байки и даже сценки: он умел рассказывать в лицах. Особенно про Брежнева. «Дорохые товарыщщы, друззя!» Все хохотали. Марина прямо закатывалась от смеха.

      – Серенький, всё! – вдруг сказала она Сезаму. – Всё, считай, что я с тобой в ссоре! Я на тебя обиделась! Потому что ты от меня прятал

4

Позвольте вам представить моего друга месье Леграна (фр.).