«Стрижи» на льду. Эдуард Тополь

что хочу этого больше всего на свете! Ну! Я слушаю.

      – Я это… – неуверенно произнёс Егор и сглотнул, поражаясь тому, что стоит на обеих ногах. – Я буду играть в хоккей…

      – Нет! – перебил Ткаченко. – Так ты никогда не будешь играть в хоккей. Ты же не веришь в то, что говоришь. Но сможешь играть, если скажешь это уверенно, как клятву. Ну, говори!

      Егор оглянулся на спящего брата и сказал негромко:

      – Да, я буду играть в хоккей, потому что…

      – Нет! – рассердившись, снова перебил Ткаченко и даже встал. – Громче! Говори: клянусь, я буду играть в хоккей!..

      И вдруг словно что-то проснулось в Егоре, словно выпрямилась какая-то пружина – он сказал твёрдо и даже ожесточённо:

      – Да! Да, Иван Леонидович! Я буду играть в хоккей! Буду! Клянусь, я хочу этого больше всего на свете!

      – Вот, это другое дело, – удовлетворённо улыбнулся Ткаченко. – Клятва принята. А теперь присядь. До пола присядь, не бойся, у тебя живые ноги.

      Егор, уже поверив в волшебство ситуации, начал приседать и… присел! Присел на обе ноги!

      – Вот! Молодец! Видишь? – сказал Ткаченко. – Ты поверил, что присядешь – и присел! А теперь встань и иди!

      Егор, как зачарованный, выпрямился во весь рост.

      – Шагай! – приказал Ткаченко.

      Егор, покачнувшись, двинул вперёд здоровую правую ногу.

      – Нет! С левой ноги! С левой! – приказал Ткаченко.

      И Егор – пошёл! Неуверенно, качаясь, но сделал четыре шага, а когда радостно оглянулся на Ткаченко, того уже не было в комнате. Только голос долетел из окна:

      – Запомни: «По вере вашей и будет вам»!..

* * *

      Утром Виктор, как всегда по выходным, проснулся ни свет, ни заря, живо спрыгнул с верхней полки и ушёл в ванную.

      А Егор, услышав шум воды, открыл глаза. Был тут ночью Ткаченко или всё-таки не был?

      Он мысленно дёрнул левую ногу – нет, не поднимается. Он ещё раз приказал ей шевельнуться и спуститься с кровати – бесполезно! Но как же так? Этого не может быть! Ведь ночью он ходил на ней!

      Егор снова напрягся весь, каждым живым мускулом своего тела приказывая левой ноге шевельнуться. Даже спину выгнул вверх…

      Ничего не вышло!

      Значит, Ткаченко – это сон, только сон.

      Егор обессилено распластался в постели и опустошённо закрыл глаза.

      Тут в комнату вошёл Виктор:

      – Егор, ты чего? – сказал в недоумении. – Ты вставал ночью?

      – Нет… – горестно ответил Егор. – А в чём дело?

      – А почему твои костыли у окна?

      Егор медленно, очень медленно повернул голову.

      Его костыли действительно стояли у окна – там, куда их ночью поставил Ткаченко.

      – Не знаю… – счастливо улыбнулся Егор. – Может, мама переставила.

      Витя покачал головой:

      – Странно…

      И принёс костыли к стулу рядом с кроватью.

* * *

      Егор с трудом дождался, когда Витя уйдёт со своими коньками во двор, а мама на работу.

      – Ты почему лежишь? Что-то болит? – удивилась она перед уходом. Ведь обычно, в такие воскресные дни, Егор вставал сразу после Виктора. Пользуясь тем,