Подшофе (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

      «Да, мэм, в случае необходимости. Вот, к примеру, приходит девица в одно из тех кафе, куда ей ходить не пристало. Ну а ее кавалер, слегка перебрав, засыпает, и тут какой-нибудь малый подходит и говорит: “Приветик, милашка”, – в общем, то, что обычно говорят подобные надоедливые наглецы в здешних краях. Что же ей делать? Закричать она не может, ведь в наше время ни одна настоящая леди не станет кричать, – нет, она, просто порывшись в сумочке, незаметно надевает на пальцы защитный кастет Пауэлла, по размеру подходящий для светских девиц, исполняет “Светский Хук”, как я это называю, и – бац! – этот детина летит прямиком в подвал».[1]

      Заказать это можно в четырех разных объемах: demi (поллитра), distingue (один литр), formidable (три литра) и catastrophe (пять литров).

      Расплывчатый мир вокруг карусели обрел привычные очертания; карусель внезапно остановилась.

      Там не было ничего, кроме колледжей и загородных клубов. Парки унылые, без пива и почти без музыки. Кончались они либо детским городком, либо неким подобием французской аллеи. Всё для детей – и ничего для взрослых.

      Дебют: первый раз, когда юная девица появляется в обществе навеселе.

      Покупая галстуки, он вынужден спрашивать, не линяют ли они от джина.

      Макс Истман: подобно всем людям с качающейся походкой, он, казалось, хранил какую-то тайну.

      Выступление парнишки в защиту невинности его матери в баре лозаннского «Паласа». Его мать спит с сыном консула.

      Коктейли перед едой, подобно американцам, вино и бренди, подобно французам, пиво, подобно немцам, виски с содовой, подобно англичанам, а поскольку нынче они живут уже не в двадцатых – та жуткая смесь, что напоминает коктейль в гигантском бокале, приснившийся в страшном сне.

      Сэр Фрэнсис Эллиот,[2] король Георг, ячменный отвар и шампанское.

      Не пьет полгода и терпеть не может никого из тех людей, что нравились ему, когда он был пьян.

      Посылаешь оркестру второсортное шампанское – никогда, никогда больше так не делай.

      Лонсдейл: «Ты не хочешь так много пить, потому что совершишь кучу ошибок и расчувствуешься, а чувствительность деловым людям ни к чему».

      Адреса у него в кармане – большей частью бутлегеры и психиатры.

      От него редко пахло спиртным, потому что он заболел туберкулезом и уже не мог свободно дышать.

      Возможно, пьяница, склонный к приступам сентиментальности, негодования или жалобной плаксивости.

      Пьяница возле «Маджестика» и его забег на сто ярдов.

      Он вернулся в ванную и залпом проглотил весь спирт для растирания, гарантировав себе сильнейшее расстройство желудка.

      Впереди показались две коричневые бутылки портвейна с белыми этикетками, вскоре превратившиеся в чопорных монахинь, которые обожгли нас невинными взглядами, когда мы проходили мимо.

      Когда он мочился, звук напоминал вечернюю молитву.

      В двадцать лет пьяница, в тридцать развалина, в сорок покойник.

      В двадцать один год пьяница, в тридцать один человек как человек, в сорок один веселый добряк, в пятьдесят один покойник.

      Тогда на много лет я запил, а потом я умер.

      Страшное бедствие

      Решили мы гостей не принимать:

      Они приходят и сидят часами;

      Приходят, когда мы ложимся спать;

      И в сильный дождь они надолго с нами;

      Приходят, если гложет их тоска, —

      Пьют, веселея, душу бередят.

      А после, не оставив ни глотка,

      Уходят, распевая «Рубайят».

      Я был упрям: мол, у меня дела;

      Ходил небритый, в гости не ходил;

      «Джин кончился, кухарка умерла

      От оспы», – всякий вздор я городил.

      Мой тусклый взгляд, мой раздраженный тон

      Терпели все – и хамы, и друзья.

      Кто славой, красотой, умом не обделен,

      Те знали: беспокоить нас нельзя.

      А вот глупцы, зануды и невежи —

      Болтун, страдалец одинокий, плут, —

      Те, что, робея, к нам вторгались реже,

      Нагрянули толпой – все тут как тут.

      Молчанье как вниманье расценили,

      А гнев – как эхо их домашних ссор:

      С нас «сбили спесь»! – Но больше не ходили

      Порядочные люди к нам с тех пор.

      Остатки индейки и многочисленные простейшие рецепты их погребения

      Нынче, по прошествии праздников, все холодильники нашей страны битком набиты большими кусками индейки, при виде которых у взрослого человека неизбежно начинается приступ головокружения. Значит, видимо, пора мне,

1

Из рассказа «Кости, кастет и гитара» (1923). – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Сэр Фрэнсис Эллиот (1851–1940) – британский дипломат, посол в Греции.