Критика русской истории. «Ни бог, ни царь и ни герой». Михаил Покровский

качеств государя и политика”. (Сергеевич В. Древности русского права, т. 3, изд. 3-е, 1909, с. 65 и 72). После этого образование Московского государства осталось приписать только счастливому случаю: “Случай играет в истории великую роль”, – говорит тот же исследователь. Но апеллировать к случаю в науке – значит выдавать себе свидетельство о бедности.

      Это “приведение к нелепости” индивидуалистического метода, сводящего все исторические перемены к действиям отдельных лиц и останавливающегося в недоумении, когда лиц на сцене нет, а перемены, видимо, совершаются, – эта катастрофа в области исторической литературы сама по себе есть, однако же, крупное завоевание научной истории. Только что цитированный нами автор, наряду со “случаем”, умел назвать и другой, безличный, но тем не менее вполне конкретный исторический фактор, который приходится поставить на место обанкротившихся перед наукой “собирателей Руси”. Особенно благоприятным моментом в развитии Московского великого княжества г. Сергеевич считает малолетство Дмитрия Ивановича Донского. “В этом обстоятельстве – что тогдашнему собирателю было всего 9 лет – и заключалось чрезвычайно благоприятное условие для успешного развития московской территории. В малолетство князей управление находилось в руках бояр… Боярам нужны богатые кормления. Чем меньше князей, тем этих кормлений больше. Бояре – естественные сторонники объединительной политики”.

      Отсюда, казалось бы, оставался один шаг до того, чтобы оставить в покое личности “собирателей” и трактовать Московское государство XV века как огромную ассоциацию феодальных владельцев, в силу особенно благоприятных условий поглотившую все остальные ассоциации. Но наш автор этого не делает и продолжает занимать своего читателя тем, что делали и о чем заботились Иваны, Дмитрии и Василии, политическое ничтожество которых он только что доказал. Так сильна традиция, гораздо более старая, чем можно думать, и унаследованная нашей ученой, университетской историографией от доисторического периода русского бытописания: еще Никоновская летопись заставляла московское правительство вести переговоры с казанским царем Утемиш-Гиреем, хотя сама же предусмотрительно отметила, что этому “политическому деятелю” было два года, и он едва ли с кем вел переговоры, кроме своей няньки. Но что у старого русского летописца было характерным в своей наивности символизмом, было бы в современной исторической работе либо наивничаньем и подделкой под старину, либо тупым староверством.

      Читатель не посетует на нас поэтому, если мы не будем, с одной стороны, заниматься специально отличительными признаками “удельной Руси” – ибо мы эти признаки, в гораздо более широком масштабе, найдем в Руси Московской; с другой стороны, оставим официальным учебникам старые подвиги “собирателей” и не будем вдаваться в обсуждение вопроса, были ли они люди политически бездарные или политически талантливые. Тем более что, при скудости наших данных касательно