Война глазами подростка. Игорь Васильевич Бестужев-Лада

Приехали «в чисто поле» к началу октября 1941 г., а когда я появился там в декабре – на фронт уже шла готовая продукция. Это, конечно же, был трудовой подвиг – один из многих, обеспечивших контрнаступление Красной армии зимой 1941–1942 гг.

      Отец участвовал в этом подвиге начальником эксплуатации автотранспорта завода № 66. Фактически он был как бы генеральным директором всех гаражей завода и отвечал за все перевозки по своей части (железнодорожную ветку от Златоуста тогда еще только начинали тянуть). Ему дали большую (16-метровую) комнату в «спецбараке для начальства», куда он тут же выписал из Саранска меня с матушкой и тетушкой.

      У всех подвигов есть оборотная сторона. Была и у этого.

      Сначала удручали трупы на зимних улицах нашего поселка. Это десятками умирали от голода и холода солдаты «стройбатов» – большей частью выходцы из республик Средней Азии, совершенно непривычные ни к новой для них пище, ни к невыносимому для них холоду. Оба завода, подобно городу Санкт-Петербургу, были построены на костях крестьян. К весне 1942 г., когда строительство было, в основном, закончено, стройбатовцы и трупы на улицах исчезли. Но впечатление от этого ужаса осталось надолго и, как увидим, сыграло решающую роль в моей дальнейшей жизни.

      Где-то в январе 1942 г., когда я познакомился со своими новыми друзьями, меня потрясла еще одна история. Мать одного из них работала личной буфетчицей директора завода. Мы сидели у них, когда она вернулась с работы вся в слезах. Директор пинком ноги вышиб у нее из рук поднос с коньяком и закуской – сказочными яствами в пору, когда все голодали и трупы умерших от голода лежали на улицах. После чего в шею вытолкал ее из комнаты.

      Меня много лет потрясала такая дикость, пока я не узнал подоплеку. Оказывается за минуту до появления буфетчицы с заказанными директором выпивкой и закуской ему из Москвы позвонил Берия и сообщил: если к концу недели конвейер с авиапушками не будет пущен на полную мощность – все инженерно-технические работники завода, включая директора, будут расстреляны без суда и следствия вместе с их семьями. Было известно, что это – не пустая ругань. Прецедентов было сколько угодно. Поэтому у директора в момент пропал аппетит и осталось только страстное желание – выжить любой ценой. И поскольку никого не расстреляли – значит, к концу недели было сделано невозможное. То, что выше всяких человеческих сил.

      А «человеческие силы» включали в себя для большинства 15 километров утром из Златоуста на работу и столько же ночью обратно пешком каждый день. Это шесть часов в день одной только ходьбы. Без праздников и выходных, не говоря уже об отпусках. Затем 11 часов шесть дней в неделю за станком. С получасовым перерывом на обед и тремя десятиминутками на все остальные дела. На седьмой день (обычно в среду) рабочий день удлинялся до 18 часов. Зато соответственно удлинялось и время отдыха. Рабочий переходил из дневной смены в ночную или наоборот. И так все четыре года войны. Сегодня в такое трудно даже поверить.