Новенький. Куда пропал и кто в этом виноват. Оксана Барковская

с самого начала понтуется, смотрит на нас, как будто мы недолюди какие-то.

      – А что вчера на дне рождения твоем было? Тоже понтовался? Соня, меня директор попросила разобраться в этом деле. Думаешь, мне все это сильно надо? Расскажи мне о Максе и разбежимся.

      – А что о нем говорить? Много чести.

      – Ты давай, не дерзи тут. Давай по порядку. Ты звала Макса на день рождения?

      Соня тут же напряглась. Подумала пару секунд и встала с места:

      – Значит, так. Я несовершеннолетняя, так что говорить со мной можно только в присутствии родителей.

      – О как! С чего ты взяла? – раздраженно спросил Кирилл Алексеевич.

      – У меня, если вы не в курсе, отец – начальник полиции, так что законы я знаю и права свои – тоже.

      – Ой! Мне твой полицейский папа теперь в кошмарах будет сниться! – не сдержался психолог. – Это папа твой с вами, несовершеннолетними, только в присутствии говорить может, а я – школьный психолог. Мне ваши родители ни к чему. Мне по долгу службы…

      Кирилл Алексеевич прервался на полуслове, потому что Соня бесцеремонно вышла из кабинета, со всей силы хлопнув дверью.

      – Да пошла ты! К папе… – бросил ей вслед психолог, задумчиво потирая лицо.

      Мать Макса в этот момент все еще оставалась в классе с Крыловой. Школьники уже разбежались. Татьяна так и осталась сидеть на учительском месте, Крылова присела перед ней за первую парту, она долго смотрела на мать пропавшего мальчика с тревогой и сочувствием.

      – Вы в полицию обращались? Надо быстрее начать поиски, – встрепенулась учительница. Первый шок отошел, и она почувствовала необходимость начать что-то делать.

      Татьяна немного успокоилась, во всяком уже не плакала.

      – Я была, сказали подождать. Они говорят, Макс найдется. Говорят, с подростками это сплошь и рядом…

      – У вас были обязаны принять заявление. Вы написали?

      – Написала, – устало проговорила Татьяна. – А толку? Они все равно ничего не делают.

      – Ну, почему не делают. Это же ребенок. Обязаны! – с наивной верой в голосе произнесла Ирина Львовна, но Татьяна ее уже не слушала. Раз за разом она прокручивала в голове ссору с сыном. По ее щекам снова потекли слезы. Татьяна чувствовала свою вину. Она осознала, насколько сыну было плохо в Юровске.

      Ссора, которая не шла у Татьяны из головы, за день до этого случилась во время обеда. Макс ел, Татьяна пыталась оттереть пригоревшую стряпню со сковороды, приговаривая:

      – Я не понимаю твоего пессимизма! Я тоже многим недовольна. И мне тяжело… Я, например, уже забыла, когда стояла у плиты!

      – Заметно, – буркнул Макс.

      – Что? – переспросила Татьяна.

      – Ничего, что-то я наелся, – Макс отодвинул от себя тарелку.

      – Да ты не съел ничего! Для кого я готовлю?

      – Мам, это невозможно есть! Лучше покупай что-то готовое… Котлеты какие-нибудь, наггетсы… Блин, что за дыра! Даже «Макдака» нет!

      – И слава Богу! Не будешь портить желудок. Макс, пойми, везде можно жить – просто надо потерпеть и перестроиться.

      – Мам,