Тиамат. Евгений Кострица

колебания.

      – Ладно-ладно… Тройной тариф и десять процентов?

      – Пять?

      – Катись в Бездну.

      – Хорошо, пойдет! – торопливо согласился я.

      – Договорились, – как бы нехотя кивнул Занг. – Кстати, на тебя сегодня кто-то поставил…

      – Кто? – насторожился я. Судя по торжествующей ухмылке, меня облапошили.

      – А я почем знаю? Контракт заключен. Удачи внизу! – попрощались со мной.

      Прутья с облегчением загудели, отпустив клюв. Пентаграмма вновь приглашающе засветилась мертвенно-бледным. Тянуть с погружением больше нельзя. Но в тотализатор заглянуть просто обязан.

      Я не поверил глазам. Напротив моего имени радостно пульсировала приличная сумма! Кто-то оптимистично поставил на цифру «семнадцать». Если придет столько темных, то мы сорвем куш.

      2

Кцум

      Темнота вздрогнула и громко треснула, расползаясь черными клочьями. Вдруг стало холодно и влажно. Пощечина едва не оторвала мне голову, спугнув безмыслие болезненной суетой бытия.

      – Бабу-уля! – возопил я захлебываясь. – Всё-всё! Проснулся!

      Вопль спас от очередной водной процедуры, но не от пытки. Жесткое колючее полотенце едва не содрало кожу с лица.

      – Сынок! – ахнуло большое неясное пятно, быстро принимающее знакомо пухлые очертания.

      – Бить-то зачем?!

      – Так мы кличем-кличем, а ты как мертвяк! Чай, напугалися! – притворно всхлипнула старуха.

      Ну да, конечно. Мало что в мире ее могло испугать. Бабулю обходили стороной даже охотничьи псы, которых барон кормил человечиной. Постоялый двор требовал сильной и властной руки. Женская, как правило, злее. Сейчас с ней ни скалки, ни кочерги, а значит, бабуля была в настроении. Будь по-другому, минута лишнего сна обошлась бы дороже холодного душа.

      – А сколько времени-то? – облегченно выдохнул я, когда кувшин с водой вернули на место.

      За окном и правда неприлично светло. Обычно меня будили с первыми петухами. Они горланили и сейчас. Видимо, даже не вторые, а третьи.

      – Почти шесть. Праздник сегодня. Полная зала народу, кухня горит! Живее, бесто… – сердито хлопнув, дверь отрезала окончание фразы. Впрочем, смысл предельно понятен и так: бабулю лучше не сердить. В гневе она просто ужасна.

      Тяжело вздохнув, я проворно оделся, благо льняные штаны и рубаха навыпуск не изводили муками выбора. Половых не баловали, но я хотя бы спал в собственной комнате, а не на обеденных столах, как остальные.

      Да, я любимчик. Шестнадцать лет назад бабуля приютила подкидыша. Из-за непростого прошлого, раскаяния или чувства вины она относилась ко мне даже лучше, чем к сыну. Разумеется, тот ревновал и мелочно мстил в меру сил и ума. Его, к несчастью, было немного. А вот дури хватало. Лавр третировал меня при малейшей возможности.

      Я и так не отличался крепким здоровьем. Рос хилым и чрезмерно задумчивым, что дало сомнительный повод считать меня умным. Заезжие мастера ратных дел отмечали как смекалку, так и неисправимый изъян конституции. Я с трудом поднимал меч, а слепота на правый глаз делало прицельную