Грустная песня про Ванчукова. Михаил Зуев

а ты море любишь?

      – Он его плохо любит, плохо! – шутливо загудел Нечистой. – Я море люблю лучше!

      – Ну, тогда выпьем – за фрукты, за море, за сало, за горилку! – поднял рюмку Барышев. – Ещё, конечно, придётся поработать. Но работать мы с вами и так умеем. А вот после работы окунуться в море или в лиман – такое, да-а-а, не везде получится…

      – Когда едем? – спросил Ванчуков.

      – Я – в понедельник. А вы втроём – в июле. Квартиры ваши готовы. Ждут. Там сейчас подмажут стены, починят по мелочам, если что прохудилось ненароком. Нечистой мебель на этой неделе закажет. Ну, ребята? Возражений нет?!

      Только лишь Сергей пошарил своим ключом в замочной скважине, как дверь распахнулась. Изольда не спала. Ванчуков разулся. Не снимая пиджака, прошёл в большую комнату, плюхнулся на диван.

      – Едем, Иза.

      – Куда?

      – На Донбасс. К самому синему морю. Поднимать завод.

      – Когда?

      – Скоро. Через месяц. Я, Нечистой, Люсов. Вяч Олегыч распорядился.

      Иза почувствовала, что мужу прямо сейчас очень хорошо. Настолько, что, наверное, так не бывает.

      – Барышев – директором. Люсов – главным энергетиком. Ваня – начснабом.

      – А ты? – взяла Сергея за руку Изольда.

      – Начальником прокатного. На полгода. Потом, – Ванчуков встал с дивана, – потом главным инженером.

      – Ты заслужил, Серёжа.

      – Я ещё десять лет назад заслужил. Может, пятнадцать.

      – Я знаю, – обняла его Иза.

      – Думал, не дождусь, – потерянно прошептал Сергей Фёдорович.

* * *

      Всё было спокойно, как-то буднично. За неделю до отъезда Нечистой подогнал грузовой фургон с прицепом.

      – Тут по трассе три с половиной тысячи, за пять дней доберутся, – улыбался в усы Нечистофель, – даже если пешком пойдут.

      Грузчики стаскивали вниз ящики да коробки. Скарба набралось прилично. Было уже и кое-что из купленной, своей, не казённой, мебели.

      – Обрастаете хозяйством! – радовался Нечистой.

      – Куда ж денешься! – смеялась в ответ Иза.

      – Не забыли ничего? – спросил Нечистой с первого этажа.

      – Не-е-ет! – звонко крикнула, перегнувшись через перила в лестничный проём, Изольда.

      – Принято! Отправляю тогда гавриков!

      Остались в пустой квартире. Олик спит. Серёжа на работе. «Хорошо, кровати дом-приезжские, а то пришлось бы на раскладушках», – подумала Изольда.

      – Ладно, уж переживём как-нибудь, – безразлично обвела взглядом пустую квартиру Калерия Матвеевна и отправилась на кухню варить кашу. – Вся посуда уехала. Ладно, разберусь. Иза, иди сюда!

      – Да, мама!

      – Зачем ты всё время рассматриваешь эту дрянь?

      Дрянью Калерия Матвеевна назвала старый потёртый медальон, привезённый Ванчукову Фридой Моисеевной. Внутри стеклянного овала был наклеен выцветший от времени написанный гуашью портрет мальчика, будто две капли воды похожий на Олика. Лицо на портрете принадлежало маленькому Фёдору Викентьевичу.

      – Зачем это тебе?

      Иза молчала.

      – Зачем?

      Дочь