было поговорить в свободный от службы час на любую тему, приятный, вежливый, милосердный, и нате вам. Теперь Александр по-настоящему осознал, что он уже далеко не мальчишка, а человек, хлебнувший в войнах всякого лиха. Утро выдалось хмурое. Тяжело поднималась цепочка солдат и офицеров к макушке высотки, где уже ждал подполковника Костовского его последний приют. Но когда подошла очередь последнего прощания с телом командира, тучи будто кто разметал, солнце всё озарило окрест. Командование над слегка поредевшим в бою отрядом русских бойцов принял штабс-капитан Сазонтьев. Теперь у них осталась на вооружении одна лёгкая пушка. Первую, подбитую на земле гранатами, сбросили в реку. Залатав пробоины на пароходе и барже, сводный чехословацко-русский отряд продолжил плавание по Оби. Конечно, штабс-капитан помнил, как последние дни перед тем внезапным боем, унёсшим не одного подполковника, Костовский обращался к Миланюку в присутствии офицеров и нижних чинов, как к поручику, сообщив подчинённым о своём ходатайстве перед командиром дивизии о досрочном повышении подпоручика в звании. И, тем не менее, обращался к нему по-старому, давая понять, что приказ из дивизии о повышении Миланюка в чине не пришёл, посему и всем следует поступать так, как он. Своим заместителем назначил Александра, а в подчинении к прапорщику Кондинову угодили остатки орудийных расчётов. Теперь дневальные из караула несли службу строго по уставу, внимательно наблюдая за обстановкой на берегах реки, и требовали сообщать о себе и цели поездок по воде людей с любой лодки, шедшей навстречу, или пытавшейся обогнать военный караван.