ЖД. Дмитрий Быков

Адрес сообщили уже?

      – Так точно.

      – Ага. Ну, ладно. А почему вы думаете, что мать вам сразу напишет?

      Воронов растерялся.

      – Потому… потому что волнуется, товарищ майор.

      – Волнуется? А почему она волнуется? Вы что, сообщили ей в письме что-то такое, от чего она может разволноваться?

      – Никак нет, товарищ майор, – густо покраснел Воронов. – Просто… ну… я подумал, что она будет волноваться. Война же.

      – А вы сообщили матери, что находитесь в районе боевых действий? – Голос Евдокимова начал наливаться свинцом. Попадая на фронт, солдаты не имели права об этом сообщать. Такова была особенно хитрая, иезуитская установка Генштаба: родители знали только номер части. Любая информация в письме, из которой можно было почерпнуть намек на истинное местонахождение солдата, расценивалась как измена и немедленно каралась.

      – Никак нет, товарищ майор. Просто написал, что прибыли в часть.

      – Так что ж она тогда волнуется? Нервная, что ли? Может быть, больная какая-то?

      – Никак нет, товарищ майор.

      – Я сам знаю, что я товарищ майор. Что вы мне все время – товарищ майор, товарищ майор? Вы, может быть, думаете, что в Смерше дураки сидят?

      – Никак нет, това… Никак нет, я так не думаю.

      – А. Интересно. А как думаете?

      – Я про Смерш никак не думаю, това…

      – «Товарищ майор», надо добавлять. Вы в армии находитесь или где? Вы, может быть, забыли основы субординации?

      – Никак нет, товарищ майор.

      – Я сам знаю, что я товарищ майор! – заорал Евдокимов. Воронов дошел до кондиции. Момент для перемены регистра был выбран безошибочно. – Значит, сначала волнуем мать, доводим ее, можно сказать, до нервного стресса, – а потом вот так запросто являемся в Смерш за письмецом? Я правильно вас понял, товарищ рядовой? – Это тоже был любимый прием: перечислить с грозной интонацией несколько невинных фактов, из которых сейчас будет сделан неожиданный и убийственный вывод.

      – Я не являюсь, товарищ майор… то есть самовольно не являюсь… я явился по вашему вызову…

      – Я знаю, что по вызову! – громко прервал Евдокимов. – Не в маразме еще, слава богу! Или вы полагаете, что у нас в Смерше служат маразматики? Отвечать!

      – Никак нет, товарищ майор!

      – Что «никак нет»?

      – Никак не маразматики служат в Смерше, товарищ майор.

      – А вы откуда можете знать, кто служит в Смерше? Вы, может быть, уже имели вызовы? При́воды? (В лучших варяжских традициях Евдокимов предпочитал ставить дактилическое ударение, хотя слова такого не знал: «при́воды», «возбу́жден», «осу́жден».)

      Так, мысленно поворачивая перед собою Воронова, как деревянный шар, ища на нем зацепку, заусеницу, шероховатость, майор Евдокимов к концу второго дня был сполна вознагражден. Воронов впал в истерику. Биясь в майорских сетях, как обреченная муха, мечтая хоть о часе передышки (Евдокимову уже два раза подали чай, Воронов не получил даже разрешения пойти на двор),