Мария Федоровна. Александр Боханов

уязвить самолюбие. Более того. Ему претила сама мысль о возможности стать Монархом именно по складу характера: человека, любившего уединение и простые занятия, всю жизнь с трудом переносившего официальные церемонии, тяжелые кандалы придворного этикета. Он ни с кем не говорил об этом, только с Никсом, который его понимал, так как тому-то выпала как раз царская участь.

      Летом 1863 года Николай проехал по России и свои впечатления письменно и устно потом подробно не раз излагал младшему брату. Александр с жадным интересом слушал рассказы о России, которую он еще так мало знал, но которую с детства любил, любил как отца и как мать, как жизнь, но дух которой живо ощутил лишь из рассказов Никса. Сам он таких сильных впечатлений от «настоящей России» еще не испытывал.

      Нет, конечно, он видел на официальных церемониях в Царском Селе, Петергофе, Петербурге и уважение, и торжественность, и пиетет, но там всё было холодно-торжественно, всё было слишком заученно, слишком официально. Люди в великолепных мундирах, многоцветие муаровых лент, блеск орденов, аксельбантов, киверов – всё это производило сильное впечатление. А праздничные выходы в Зимнем Дворце! Они ослепляли и завораживали. Появление Царя приводило всех в состояние оцепенения; вся яркая и многоголосая толпа придворных и бесчисленных гостей замирала в раболепном почтении.

      Все смотрели на Царя, ждали его взгляда, мечтали о малейшем признаке внимания, злословили насчет тех, кто хоть на миг привлек внимание, удостоился нескольких милостивых слов. Среди царедворцев и сановников почти не было искренней любви, и почти все надеялись только на царские милости, во имя которых многие готовы были унижаться, лгать, интриговать, обливать грязью других. Александр знал об этом с ранних пор.

      Совсем другое дело было вдали от столицы, в тихих городах и селах, где ему тоже вскоре и самому удалось побывать, и личные впечатления ничем не отличались от впечатлений старшего брата. Милому Никсу было тяжело: ему нужно было выполнять различные официальные обязанности, строго следовать протоколу, утвержденному самим государем. Он не мог расслабиться, не имел права обратить свое внимание в сторону. Встречи с должностными лицами различных губерний, торжественные молебны, приемы, посещения церквей и общественных учреждений. Но и официальный церемониал не заслонил неподдельной любви простого народа к Царю и его детям.

      Эти многотысячные толпы, это бессчетное число простых крестьян и крестьянок, которых никто не приглашал, сами, по доброй воле, иногда за многие десятки верст, приходили лишь только для того, чтобы издалека поглядеть на того, кто когда-то будет их царем. И сидели часами и ждали проезда, а увидев в клубах пыли проезжавший кортеж, выражали неподдельный восторг. Эти протянутые руки, эти бесхитростные лица, эти светящиеся глаза, смотревшие со всех сторон, эти восторженные крики «Цесаревич!», «батюшка!», «ура!» и тихие слезы умиления – такое не забывается.

      Невозможно было забыть, что когда плыли на пароходе