Одинокий рыцарь. Роман Злотников

другим…

      Он прожил в этой деревне почти две недели. В семье Убола, занимавшего большую хату у околицы деревни, противоположной той, где Всеслав появился, было шестнадцать человек. Сам Убол. Его жена Играя, все еще статная и крепкая, несмотря на двенадцать рожденных детей, десять из которых выжили. Эти самые десять детей: от старшей, восемнадцатилетней Ирги, пошедшей в мать статью и красотой и сейчас являющейся предметом воздыхания всех деревенских парней, и до младшего Гая, весело пускающего слюни в своей деревянной колыбели. А также его отец, мать, дед, все еще крепкий восьмидесятилетний старик, тянущий нелегкую крестьянскую долю наравне со своим сыном и внуком, и мать Играи. В отличие от своего ровесника деда Убола (Убол был в семье старшим, первенцем, в отличие от Играи, бывшей в своей семье последкой) мать Играи была уже совсем дряхлой, способной только сидеть на завалинке, греясь на ласковом весеннем солнышке, и ворчать на внучат, возящихся во дворе.

      И несмотря на то что с деньгами у Убола всегда было неважно, Всеслав знал, что это богатая семья. Богатая дружбой, любовью и возможностями взрослых умножать эти богатства, собственным примером и всем укладом семейной жизни воспитывая в младших любовь и уважение к старшим. И потому имеющих право рассчитывать на подобное отношение детей и внуков уже к себе самим.

      В мирах, уже далеко ушедших путем развития технологий, практически нигде не встречаются такие богатые семьи. Там семьи бедны и скудны. Впрочем, чего еще можно ждать от людей, вообще не способных жить в мире и потому отгораживающихся от него толстыми стенами домов, асфальтом дорог, герметичными капсулами самолетов, автомобилей и даже искусственным климатом кондиционеров… Те миры были наполнены испуганными, издерганными и по большей части несчастными людьми. Эти люди пытались спрятаться от своего одиночества в толпе, забивающей грохочущие чрева ночных клубов и дискотек, площадок рок-концертов и светских тусовок, элитных пати и ревущих чаш стадионов. И многим из них казалось, что им это удается, что именно там, в клубах, на тусовках и стадионах, и проходит их настоящая жизнь. А все остальное – постылая работа, убогий быт, склоки с приятелями, родителями или детьми – лишь промежутки между настоящей жизнью. И если бы у них было чуть больше чего-нибудь – денег, возможностей, связей, свободного времени, либо они жили бы не в этом, а в другом городе, стране, на другом континенте, – все непременно было бы иначе. По-настоящему… Они даже не понимали, что у человека уже есть все, чтобы быть счастливым. Как этого не понимают дети, у которых тоже есть все, чтобы быть счастливыми, но они страшно, до слез, огорчаются, что мама не купила им именно вот эту куклу или машинку… Впрочем, чего можно было ожидать от тех, кто до самой гробовой доски так и не сумел вырваться из собственной инфантильности. Ведь можно быть модно одетым, разбирающимся в винах, архитектуре, тенденциях современной музыки или литературы либо просто напивающимся до чертиков по пятницам и официальным праздникам, но… всего лишь ребенком. Ибо женщина, например,