Love International. Сергей Солоух

давай… – вымолвил он наконец, надеясь на импровизацию, на силу вдохновения, на друга красного пупырчатого, напитанного витаминами, слюною смазанного, ловкого, что часто и счастливо быстрее головы самостоятельно решенья находил… перелопачивал и перемалывал… – А давай…

      – Нет! – сухо отрезала дочь Саша.

      И тут Непокоев понял, что проиграл. И человек, что был своим, теперь чужой. Свободный и самостоятельный. И не сказать отчего. От коленкоров ПСС и портретов в простенках между шкафами, что в одной квартире, на Ленинградском, или от мягких брошюр издательства «Наука», подшивок годовых журналов и фотографий, но не в рамках, а на полках, просто за стеклом, что в другой, на Миклухо-Маклая, но только у него, у Александра Людвиговича, появился вдруг судья. Им же лично выпестованный и взращенный как-то не так, неправильно, и именно тогда, когда, казалось бы, отлезли все. Все, кто формально, номинально имели право, моральное или же родственное, его трепать. Лезть, мучить, прокурорствовать. Отпали.

      Мать вся ушла в заботы об отце, которого Альцгеймер всего за пару лет сделал асоциальным овощем. Брат Алексей, засев в «Газпроме», стал абсолютно безразличным к окружающим собирателем стотысячных часов и трехкопеечных магнитиков с изображением башен, шпилей и мостов всех стран и континентов. Даже жена Марина, благополучно подобравшаяся к центнеру, в своей неудержимой любви к проверке тетрадок и контрольных под халву и чай дала ему развод в прошлом году. Короче, он, А. Л., в отряде космонавтов, преодолел земное притяженье, на Марс летает и Луну… И вдруг ребенок. Дочь. Живым укором.

      За что? Не он ли ей купил компьютер и к нему «Цивилизацию», «Варкрафт» и «Дум» до кучи, а также все двести восемьдесят серий «Элен и ребята» на двенадцати дивиди? Откуда эти комиссары в пыльных шлемах? Проклятые. Этот интим, о котором не треплются? Кто в голову ей сунул, вбил предположение о том, что нынешнее поколение доживет до Страшного суда? И надо бы как следует к этому ответственному мероприятию подготовиться?

      Уютный, сладкий вечер был загублен. На столе зря красовался пирог с капустой и грибами. И прели две кокотницы с жюльеном. Не в коня. Дочь поклевала, поклевала, но ночевать не осталась. Александр же, все косясь, все вглядываясь и просто пялясь в этот новым ставший знакомый профиль, иного очерка глаза и утвердившуюся внезапно линию губ, все ища, ища и не находя какой-то спасительный пуант, какую-то простую и добрую шутку, снимающую молниеносно порчу, проводил дочь до метро, где Саша, бросив лаконичное «Пока!», стремительно сбежала по ступенькам в людьми пропахший переход и умотала в Беляево к маминой бабушке, у которой уже неделю, как выяснилось, жила.

      Так начался разлад. Через четыре года на собственном выпускном дочь Саша жестоко отвесила отцу:

      – Ты просто болтун, папа. Болтун и больше ничего.

      Красивому такому папе, по случаю торжественному и необыкновенному явившемуся в блеске всех одуряющей и привораживающей фармакопеи, в головокружительных аптечных колерах –