C-dur. Алексей Ефимов

в двух комнатах, в маленькой и побольше. Блок, где они жили, был разделен надвое кирпичной стеной, и в двух других комнатах, за стеной, хранился разный общажный хлам, с отдельным входом из коридора. Андреич был личностью колоритной: низенький, жилистый, скрюченный до горбатости, с редкими сальными волосами, из-под которых желтела кожа, – он, когда был трезв, был всем недоволен и раздражен, а выпив, добрел ровно настолько, чтобы не слать на три буквы каждого встречного. Часто видели следующую картину: Андреич, сгорбившись колесом и загребая ногами, тащится по коридору с двумя сумками, каждая в треть его роста. В них глухо звякает стеклотара. Сдаст, а деньги пропьет. Жена пьет вместе с ним. Маленькая, страшная, неопрятная, она моет полы в общаге сгнившей вонючей тряпкой. Они грызутся денно и нощно. Страсти не утихают. Крики разносятся по округе.

      Их дочь Катя – девушка нервная, глупая, некрасивая. Она участвует в семейных ссорах, знает вкус водки и дважды сбегала из дома. Мать с отцом ей, слава Богу, не наливают, но найти выпивку не проблема. Ей не нравится водка, водка жжет горло, но после глотка-другого она чувствует себя лучше. Предки не в курсе, что полгода назад она стала женщиной и что первым ее мужчиной был кто-то из тех четверых студентов, с кем она трахалась в комнате на седьмом. Она выпила водки и сняла старые джинсы. К ней подходили по очереди, некоторые не по разу. Ей было не хорошо и не плохо. Она делала это назло. Назло предкам, назло целому миру.

      Остановившись у блока, где жил Андреич, Саша постучал в дверь. Он знал, что звонок не работает.

      Тихо.

      Он постучал снова.

      Снова ни звука.

      Наконец он услышал, как в блоке открылась дверь и кто-то вышел из комнаты.

      Лязгнула внутренняя задвижка.

      На пороге стояла Катя: взлохмаченная, опухшая, в шлепанцах на босу ногу, в драном махровом халате. Она молча смотрела на Сашу.

      – Батя дома? – спросил он.

      – Может быть. Че тебе надо?

      – Спит?

      – Нет. А че?

      – С сортиром проблема, забился.

      – Не умеете плавать?

      – А ты? Скоро и вас тут затопит.

      – Ой, как страшно! В первый раз что ли?

      Послышался сиплый и недовольный голос Андреича:

      – С кем там треплешься? Холодно!

      – Выйди. К тебе.

      Место Катьки в дверном проеме занял Андреич – в грязной красной рубахе с закатанными рукавами и в вытянутых на коленях трениках то ли синего, то ли черного цвета. Он был с похмелья. От него шел такой дух, что Саша поморщился.

      – Че тебе? – буркнул тот недовольно.

      Он снизу вверх смотрел на Сашу красными белками глаз.

      – Сортир забился.

      – Срать надо меньше! – выругался Андреич. Он перешел на мат.

      Саша знал, что ему нужно как следует выматериться, и после этого с ним можно хоть как-то общаться.

      – Только и знаю, что сортиры за вами чищу! – плюнул на пол Андреич.

      Выдержав нужную паузу, Саша сказал осторожно:

      – Может, ниже, на пятом?

      – Чистите