Сороки-убийцы. Энтони Горовиц

Она была одинока. Не стоило ей приезжать сюда. Не жизнь, а пародия.

      И все это из-за двенадцати минут. Каких-то двенадцати минут!

      Схватив чайник, Кларисса с силой поставила его на плиту и резким поворотом кисти открыла газ. Нет, это действительно нечестно. Ну как можно предопределить жизнь человека, не спрашивая его согласия, только по причине времени рождения? В детские свои годы в Пай-Холле она никак не могла этого понять. Они с Магнусом были близнецами. Будучи ровней, они наслаждались богатством и привилегиями, которые окружали их тогда и должны были окружать до конца жизни. Так Кларисса всегда считала. Как же такое могло случиться?

      Теперь она знала ответ. Магнус сам первым рассказал ей, поведав про некий многовековой давности акт, согласно которому дом и все имение отходили к нему, исключительно по праву первородства, а титул – в силу его принадлежности к мужскому полу, и с этим ничего нельзя поделать. Она подумала, что он говорит это все, чтобы ее позлить. Но вскоре сама убедилась. Процесс осознания происходил мучительно, начавшись с гибели родителей в автомобильной аварии, когда Клариссе перевалило за двадцать пять. Усадьба формально перешла к Магнусу, и с этого момента статус ее изменился. Она стала гостьей в собственном доме, причем нежеланной. Ее переселили в комнату поменьше, а когда Магнус познакомился с Фрэнсис и женился на ней – это произошло спустя два года после войны, – Клариссу и вовсе вежливо попросили съехать.

      Год она влачила жалкое существование в Лондоне, снимая крошечную квартиру в Бейсуотере и наблюдая, как тают ее сбережения. И в итоге решила стать гувернанткой. Что еще оставалось одинокой женщине, сносно говорившей по-французски, умеющей играть на пианино и цитировать известных поэтов, но не владеющей никаким иным достойным ремеслом? В погоне за приключениями Кларисса отправилась в Америку: сначала в Бостон, затем в Вашингтон. Обе семьи, где ей довелось работать, оказались весьма неприятными, а с ней, естественно, обращались, как со скотом, хотя она была во всех отношениях опытнее и более утонченной – пусть сама она об этом никогда бы не сказала. А дети?! Для нее стало очевидно, что американские дети самые скверные в мире: они лишены воспитания, породы и не могут похвастаться умом. Однако платили ей хорошо. Кларисса откладывала каждый пенни – вернее, каждый цент – из заработанных денег и, когда дольше терпеть стало невмоготу, после десяти долгих лет вернулась домой.

      Домом был Саксби-на-Эйвоне. В каком-то смысле это было последнее место, где ей хотелось бы жить, но тут она родилась и выросла. Куда же еще ехать? Не мыкаться же до конца дней в однушке в Бейсуотере? По счастью, подвернулась работа в местной школе, а накопленных сбережений как раз хватало, чтобы выплачивать ипотеку. Магнус ей, естественно, не помогал. Клариссе даже и мысли не приходило попросить у него. Поначалу она злилась при виде того, как он въезжает в большой дом или выезжает оттуда. В этом доме они некогда играли вместе. И у нее до сих пор хранился