Ярый Жан. Алексей Степанов

радостным волненьем

      И бешеным сердец биеньем

      Давно забытая любовь.

17

      Флирт обернулся искушеньем,

      И ты отбросила сомненья.

      Забыла непокорный нрав.

      Причин весомых не имея

      Но все ж, его за руку взяв,

      Поцеловала и, краснея,

      Его лишила всяких прав.

      «К чему ненужные вопросы

      Они – как гром средь бела дня…

      И ускользаю из-под носа,

      Зачем тебе как звать меня?

18

      Быть может потерять боишься

      Все, чем изрядно тяготишься?»

      Откройся, дай ему визитку,

      Кто знает – может, это он.

      Зачем же так рубить навскидку?

      Не оставляя телефон,

      Надежду превращая в пытку.

      «Ну, будь что будет», – положила

      Карман увидев пиджака,

      Тихонько женская рука

      Свой номер, имя… И застыла.

19

      Еще безвестное герою,

      Читатель, имя я открою.

      Звалась она Анастасией.

      А поезд скоро прибывал

      В столицу матушки-России,

      На старый, суетный вокзал.

      Но если б вы меня спросили,

      Что Настей двигало тогда,

      Я б не нашел для вас ответа.

      Любовь, по замыслу поэта,

      Была загадкою всегда.

20

      Но странность эту поведенья,

      Друзья, поймете без сомненья,

      Как дочитаете роман.

      Узнав причины, не ропщите

      На мой несовершенный план.

      И за ошибки не взыщите.

      Я поэтический смутьян.

      Пишу стихами, излагая

      Собранье мыслей не своих

      И прилагательных чужих,

      Мазню романом называя.

21

      Когда страна осталась сзади,

      Москва в причудливом наряде

      Герою радовала глаз.

      Летели мимо электрички.

      «Встаем, санзона через час!»

      Не выспался, и по привычке

      (Она преследует и нас)

      Спросонья свой Facebook читает.

      Какие сообщенья шлют.

      На автомате пять минут.

      И следом новости листает.

22

      Не торопясь, слезает с полки

      Любви вчерашние осколки

      Тревожили его слегка.

      Лишь не прошло недоуменье.

      Она смотрела свысока.

      Казалось даже, что с презреньем.

      А он, включая дурака,

      Сидел, отчаянно зевая,

      Фасады сталинских домов,

      Витрины и горбы мостов

      Через окошко изучая.

33

      Что поражало – суета!

      Сновало все туда-сюда,

      Вперед-назад, как заводное.

      Единый сложный механизм.

      Богатое и деловое.

      Ни дать, ни взять – капитализм.

      И он подумал: «Все чужое».

      Сидел, Москвой заворожённый,

      Смотрел в окно, ее забыв.

      Вбирал столичный креатив,

      Не замечая взгляд влюбленный.

34

      На чашку кофе, сигарету,

      Желанье есть – минуты нету.

      Едва успел матрас собрать,

      Вернуть