Дюна: Герцог Каладана. Кевин Андерсон

Империя услышит меня, ибо я говорю громовым голосом.

      – Кажется, он слишком много о себе воображает, – процедил сквозь зубы один пышно одетый лорд.

      – Вы не знаете меня, но я сейчас представлюсь. Меня зовут Якссон Ару. Мое обращение услышит вся Империя, все ее планеты, ибо невозможно заглушить голос свободы.

      – Ару? – повторила Императрица Ариката. – Мы знаем это имя.

      Лето тоже вспомнил Франкоса Ару, президента компании КАНИКТ. Этот Якссон ему, случайно, не родственник?

      Голограмма продолжала вещать:

      – Империя Коррино изжила себя, доказав свою бесполезность, и мы должны разрушить ее. Единственный способ это сделать – обезглавить ее.

      Сардаукары подтянулись и теснее обступили Шаддама.

      – Вы все здесь присутствуете на месте преступления, – продолжал Якссон Ару, – на месте одного из многих преступлений Коррино. Император похитил эту планету для того, чтобы раздуть свое эго, таким же образом он обобрал и все другие знатные семейства Ландсраада. Мы должны быть королями наших планет, управлять сами нашим достоянием. Коррино душили вас тысячи лет, и вы смирились с этим! Мало того, вы сами дали им эту возможность. Этот «благородный» Дом и вся верхушка Ландсраада должны быть сменены.

      Свет голограмм залил зал. В этом тусклом свете Лето увидел, как нахмурился Шаддам.

      – Что мы знаем об этом человеке?

      Фенринг ответил сразу:

      – Недавно я коротко докладывал вам о нем, сир, хм-м, не так ли? Это сын Малины Ару, ур-директора КАНИКТ, но больше мы о нем ничего не знаем.

      – Что все это…

      Якссон еще сильнее повысил голос:

      – Почему вы терпите дряхлую коррумпированную Империю, монополизированную одним алчным семейством, когда мы могли бы иметь соцветие могучих независимых планет, каждая из которых управляется собственными лидерами и собственным народом? Именно так сможет выжить род человеческий!

      На площади внизу было видно, как заволновалась людская масса. Лето наблюдал толпы людей, подобно роям разгневанных насекомых струящиеся между блуждающими проекциями Якссона Ару.

      Один из аристократов в зале громко, заглушив голос голограммы, крикнул:

      – Это государственная измена! Я верен Падишах-Императору!

      Лето внимательно слушал, анализируя положение, и его постепенно охватила сильная тревога. Любой продуманный, сложный заговор, такой, как этот, должен выразиться в чем-то большем, чем возмущенное заявление. Возможно, Якссон Ару выступил с этим манифестом, чтобы совершить переворот в умах и побудить людей к мятежу, но Лето не думал, что он удовлетворится только этим. Надо было ждать продолжения.

      В сильном волнении он оглядел зал. Он знал, что на крыше Монолита дежурят воздушные суда – лишь этажом выше приемного зала; впрочем, если всю эту массу людей придется эвакуировать, то единственным путем спасения будет скоростной лифт до первого этажа. Но что, если Ару каким-то способом изолировал приемный зал, блокировал