Мемуары Дьявола. Фредерик Сулье

сложенные руки:

      – О Боже мой! Боже! Что же делать?

      Едва он произнес эти несколько слов, как лакей вдруг пребольно шлепнул его по пальцам.

      – Это что еще такое? – возмутился слуга. – Вы перебегаете к врагу при первой же опасности? Это недостойно ни француза, ни дворянина!

      – А-а, Сатана, так это ты…

      – Да, я.

      – Кто тебя звал, холоп?

      – Как кто? Ты ведь хотел знать историю госпожи Дилуа и маркизы.

      – Ты отказался рассказывать мне о них.

      – Вовсе нет; я только отложил свою повесть на неделю, которая уже прошла.

      – Значит, я валяюсь здесь…

      – Уже двое суток.

      – А что с Генриеттой?

      – Не торопись, хозяин. Ты все узнаешь, но в свое время.

      – Неужели Феликс убил бедняжку?

      – Если бы он ее убил, то поступил бы разумно – оба избавились бы от мучений; особенно Генриетта, в глубине души она уже устала от роли, которую продолжала играть из самолюбия.

      – Как ты можешь такое говорить? Она дышала любовью, которая никому и не снилась!

      – Э нет, хозяин! Она уже не любила Леона и, по правде говоря, не любила его никогда.

      – Ты, нечистый, готов облить грязью все что угодно!

      – Вовсе нет, и объясню почему: Генриетта обожала не Леона, а любовь, которую к нему испытывала. Этот юноша встретился ей как раз вовремя, когда ее душа готова была распахнуться, вот он и стал воплощением ее прекрасных грез; он оказался рядом тогда, когда ее сердце пылало желанием сплестись с кем угодно, лишь бы найти опору. Но Леон вряд ли был достоин той страсти, которую породил; я очень сомневаюсь, что он понял бы ее, если бы только оказался способен осознать всю силу этой любви. Леон давно забыл и думать о Генриетте, считая ее умершей; он женился, обзавелся парочкой отпрысков, которых назвал Нини и Лоло, потихоньку лысеет и быстро наращивает брюшко; он не прочь пропустить пару стопочек и вздремнуть после обеда; совсем недавно он полностью обанкротился и потерял все свое состояние. Если бы Генриетте позволили ввериться Леону, она настрадалась бы куда больше, чем в могиле, ибо в могиле умерли бы только ее надежды на неземное счастье, а в жизни ей пришлось бы пережить утрату всех самых святых чаяний и веры в любовь.

      В голосе Сатаны послышалась горечь, и Луицци пристально всмотрелся в него, словно захотел проникнуть в самые сокровенные мысли демона:

      – Ты считаешь несчастьем – потерять веру и надежду?

      – То было бы бедой для Генриетты – вот и все, что я имел в виду. Терпеть не могу общие теории, из которых выводят абсолютные принципы, – они так же хороши, как униформа. Это все равно что ты судил бы о маркизе дю Валь по поведению госпожи Буре – ведь обе они отдались мужчине после пары часиков общения…

      – О, кстати! Так правда, что Люси умерла? И газета не врет?

      – Нет. Все верно.

      – И это я убил ее?

      – Ты спустил курок заряженного ружья.

      – Она была в незавидном положении?

      – О,