Полет в бездну. Андрей Анисимов

достал из ящика белую сорочку и через несколько минут превратился в денди. Галстук с перламутровыми блестками на темно-синем фоне необычайно шел к его пегой шевелюре и круглому лицу с заметной конопатостью в области щек и носа. Оглядев себя с разных сторон в зеркало, Петрищев вышел из спальни. Внутри юноши продолжала звучать бодрая мелодия. Видимо, она и сделала поведение Петрищева необычным и странным. Само по себе желание приодеться сегодня было оправданно: Петрищев приглашен на праздничный обед по случаю семнадцатилетия подруги. Странным было другое. До обеда оставалась уйма времени. Никогда раньше он бы не облачился в выходной костюм так загодя. И уж вовсе выходило за всякие рамки то, что Антон Петрищев покинул квартиру, не застелив собственную постель.

      Очутившись на улице, Антон двинулся вперед целеустремленным шагом, словно сегодня был вовсе и не выходной, а самый что ни на есть рабочий день и Петрищев опаздывал на важное совещание. Антон шел, сам не зная куда. Ноги пронесли его по Большой Никитской, мимо легкомысленного памятника Петру Ильичу Чайковскому, мимо Манежной площади со всеми чудесами гениального Зураба Церетели, мимо громады здания гостиницы «Москва». Вот Петрищев развернулся и оказался на Тверской. Позади остался бывший Музей Революции, то бишь Английский клуб, и удалой поэт Маяковский, победоносно взирающий на Триумфальную площадь, совсем недавно носившую его имя. Антон миновал Белорусский вокзал, до которого у новых дизайнеров пока не дошли руки, и знаменитый стадион «Динамо», как и все стадионы превращенный в торговые ряды. Дальше следовал Сокол с его небоскребом Гидропроекта и очаровательной церковью за станцией метро.

      Петрищев шел и шел, словно заведенный. Удивительная музыка, которую он услышал в себе с утра, гнала вперед, и Антон не чувствовал ни усталости, ни голода.

      Внезапно музыка смолкла. Петрищев остановился и машинально поглядел на часы. Стрелки показывали половину второго. Антон вздрогнул и огляделся. Из-за верхушек деревьев торчал шпиль Речного вокзала. По широченному Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком неслись машины.

      «Какой ужас, я опаздываю! – подумал Антон. Через двадцать минут Вика начинает праздничный обед. – А подарок?» – Петрищев побледнел: подарок он оставил дома, уверенный, что до двух вернется. Времени заезжать домой не оставалось.

      «Такси!» – обрадовался Антон спасительной мысли. Порывшись в карманах пиджака, юноша выудил бумажник и с волнением принялся его изучать. Заветная сторублевка покоилась на своем месте в потайном отделении. Но чтобы поймать машину, идущую в центр, необходимо попасть на противоположную сторону шоссе. Петрищев поискал глазами подземный переход, но поблизости его не оказалось. Тогда педантичный и благовоспитанный юноша, нарушая личные правила поведения и казенные правила дорожного движения, ринулся на проезжую часть. Машины с визгом и скрежетом тормозили перед ним, шоферы извергали невероятные и замысловатые