Мир в ладони. Антология

определенного социального класса, в период, когда им удается удовлетворять насущные жизненные потребности.

      Территория Научно-исследовательского института пластмасс располагалась на окраине спального района и фактически не использовалась по назначению: постройки сдавались в аренду различным организациям под офисы и склады: старые крановые установки, замысловатые металлические конструкции, угловатые платформы для перевозки грузов и контейнеры заполняли пространство, придавая ему техногенно-сюрреалистический вид.

      Кое-что для формирования местного пейзажа предпринял и сторож Леонид Михайлович – бывший инженер, проработавший в НИИ пластмасс три десятилетия, теперь пенсионер – соорудил и установил три радиотелескопа. Кое-какие материалы для производства, такие как жидкий азот, удалось достать благодаря давним связям с начальством института. На свое хобби с радиотелескопами сторож тратил львиную долю своей зарплаты и пенсии. Сотрудники института по большей части относились к чудаковатому сторожу со снисходительностью, достойной тихих городских сумасшедших, а за глаза называли прозвищем Тесла. Данные с радиотелескопов выводились на старый списанный ноутбук, любезно подаренный руководителем института, и Леонид Михайлович с интересом изучал диаграммы, поглядывая на соседний монитор с выведенными на экран камерами слежения.

      Хлопнула дверь – это напарник Сергей вернулся с обхода.

      – Михалыч, опять хвосты варил?

      – Федька чего-то есть стал плоховато, а это он любит – ест, аж за ушами трещит.

      – Воняет жуть!

      Хвосты пенсионер варил на электрической плитке, стоявшей прямо в каптерке.

      – Es tut mirleid, mein Freund.

      – Это что значит?

      – Будь добр, вылей бульон, а? Спина болит.

      – Нашел уборщицу! – беззлобно проворчал Сергей, схватил кастрюлю и вышел на улицу.

      Леонид Михайлович вглядывался в диаграммы, нервно ковыряя бороду.

      – Никаких аномалий. Продолжаем молчать, значит? – обратился сторож к экрану.

      Напарник вернулся, с грохотом поставив кастрюлю на место.

      – Ну как там? – спросил он, закуривая сигарету.

      – Где? – задумчиво спросил Леонид Михайлович.

      – Ну, там. В космосе.

      – По-разному, Сергей, по-разному.

      – Не было сигналов от этих?

      – Если б я поймал сигнал, ты бы понял. – Леонид Михайлович покрутил кустистые брови.

      Сергей затянулся и сплюнул сквозь зубы на пол.

      – Михалыч?

      – А?

      – Я понимаю, не мое дело, но зачем тебе это?

      – Я пытаюсь опровергнуть парадокс Ферми.

      – Что это значит?

      – Это значит, Сергей, что все мы – и эти устаревшие конструкции, ты, я, Федька, вонь от хвостов – окружены невообразимо гигантским, постоянно расширяющимся пространством, заполненным раскаленной, излучающей смертельные поля мертвой материей. И парадокс Ферми говорит нам, что в мертвой вселенной есть только одно проклятое место, где, вопреки математическим расчетам, материя запузырилась в безумной пляске жизни.