Бриг «Ужас» и другие рассказы. Александр Беляев

моряк печально взглянул на пустынное море и едва различимым свистящим шепотом сказал:

      – Погубил судно и сам пропадаю…

      Это были его последние слова. Он рванулся вперед, уперся обеими руками в палубу, вытянулся и замер. Силин подошел к нему, заглянул в угасшие уже глаза и махнул рукой. С плеском ударилось тело Любимова об воду и скрылось под водою.

      Пересадка пленников и команды на подошедший бриг была произведена очень скоро, а лодка, прикрывшись железным сводом, ныряя и выскакивая на поверхность воды, неслась в сторону острова, едва заметного вдали. Через несколько часов бриг "Ужас" мчался из Хайпудырской губы в открытый океан. Дул свежий ветер в корму, и бриг поднял все паруса.

      Ларс Сванборг вышел из отведенной ему каюты на палубу. Как всякий норвежец, он понимал толк в судах и потому, взглянув на невиданную им парусную оснастку "Ужаса", даже вскрикнул от удивления. Длинные, прямые и косые, паруса странной формы были наполнены ветром и глухо гудели, словно сердились на подхватывающий их по временам шквал. В туманном воздухе паруса напоминали распростертые крылья гигантской белой птицы, налетевшей на судно. К удивленному ученому подошел Силин.

      – Профессор Ларс Сванборг? – спросил он по-английски, прикасаясь рукой к полам кожаной шляпы. – Вы, конечно, норвежец?

      – Да! Я занимаю кафедру биологических наук в Гальтерфосте, – ответил ученый.

      – Пройдемте ко мне в каюту, профессор! – предложил Силин. – Я буду просить вас об одной услуге.

      По лесенке, устланной желтой кожей вместо ковра, они спустились в носовое помещение и вошли в каюту командира. Большая, неправильной формы комната, со стенами из матового черного дерева, с тяжелыми резными фризами, была украшена великолепными портретами молодой женщины. Ее задумчивое лицо с грустными темными глазами и упрямыми, решительными губами смотрело со всех стен. Кисть великого художника занесла эти тонкие черты лица на холст, – в этом не сомневался Ларс Сванборг.

      Точно угадывая его мысли, Силин обвел печальным взглядом портреты и тихим голосом произнес:

      – Это – дочь профессора Туманова, женщина, отвергнувшая мою любовь и поверившая клевете на меня! Видите, сколько портретов. Их писал гениальный художник. Он был сослан почти к устью Оби и бежал оттуда на челноке туземца. Я случайно крейсировал в то время в лимане этой реки и взял его на борт.

      – Где же теперь этот художник? – не мог удержаться от вопроса Сванборг.

      – Он… умер! – помедлив, ответил Силин и продолжал: – Я хочу, чтобы вы были свидетелем моего разрыва с прошлым, моего вызова всему миру. Я отдал людям любимую женщину, и любовь моя перешла в ненависть. Я уничтожаю теперь все воспоминания, все изображения ее, письма, которые она, не желая говорить со мною, писала мне. Я уничтожаю все, все… и если раньше я хотел гибели человечества лишь в порыве отчаяния, под гнетом тяжелой и несправедливой обиды, то теперь мне подсказывает это свободный от оков чувства холодный и ясный ум.

      Говоря это, Силин, согнувшись и выставив