Тень каравеллы (сборник). Владислав Крапивин

дверь. Я остался у бочки, проклиная Дыркнаба. Слезы падали в воду, и наполовину пустая бочка тихонько звенела.

      Слезы беде не подмога. А беда была не маленькая. Воду носили от водокачки за четыре квартала. Дело это было хлопотное и долгое: у водокачки всегда стояла очередь. Я испортил двухдневный запас воды и ничего хорошего не ждал от жизни.

      Я засучил до плеча рукав, лег животом на край бочки и попытался выловить подводную лодку. Где там! Разве дотянешься до дна… Тогда я принес кочергу и долго бултыхал в бочке, стараясь зацепить потонувшее глиняное судно.

      За этим печальным занятием застал меня Павлик.

      Он незаметно возник на пороге, и я вздрогнул, когда услышал вопрос:

      – Ты что? Клад ищешь на дне морском? Или похлебку варишь?

      Вопрос был задан с легким удивлением, но и с ехидством тоже. Павлик вообще никогда не разговаривал со мной по-обыкновенному. Если сердитый был, ворчал и советовал «убираться с горизонта». Если находился в хорошем настроении, все время насмешничал. Я привык. Другого я и не ждал. Ему уже стукнуло одиннадцать, а мне и семи не было.

      – С чем похлебочка? – продолжал он ядовитый допрос. – Попробовать дашь?

      – Лодка утонула, – сказал я отрывисто, чтобы не разреветься.

      Тогда он удивился по-настоящему:

      – Что за лодка такая?

      – Дыркнаб подводную лодку сделал. А она…

      Павлик хмыкнул. Не было в нем сочувствия.

      – Балда, – сказал он. Было совершенно ясно, что он имеет в виду меня, а не Дыркнаба.

      Худой, уже загоревший, с отросшей до бровей челкой, он стоял передо мной, пружинисто покачиваясь, и, наверно, размышлял: спасти меня или оставить на съедение злой судьбе? В светло-коричневых Пашкиных глазах блестели хитрые, острые, как иголочки, точки.

      – Эх ты, капитан Немо… – вздохнул он на конец (так я впервые услышал это имя).

      Не снимая выцветшей испанки, он бесстрашно ухнул в гудящую пасть бочки и через несколько секунд выбрался на свет, держа на ладони раскисшее чудо подводного флота. Со слипшейся кисточки испанки часто падали капли, чиркали по голубой майке, оставляя на ней темные полоски.

      – Забирай, – насмешливо сказал Павлик.

      Я послушно подставил ладони под глиняное тесто.

      Павлик поднатужился и водрузил на место крышку.

      – Всё.

      – А как сейчас… – начал я, с опаской глядя на бочку. – Вода ведь грязная теперь…

      – Пф! – Он презрительно оттопырил губы. – Помереть боишься? От гнилой картошки не померли, а от глины и совсем не помрем! Если хочешь знать, в Африке есть такой народ, который специально глину ест, когда больше нечего.

      – Правда? – живо откликнулся я, потому что это имело практический интерес.

      – Говорят… Да ну ее, глину. Картошка лучше, даже гнилая.

      – А если узнают про лодку? – опять забеспокоился я.

      – Ха! Как узнают? Может, ты болтать будешь? Может, я буду?

      Так связала нас маленькая тайна.

      Увы, ниточка эта оказалась совсем непрочной. Через пять минут я услышал, как Павлик вместе с Дыркнабом