Маленький принц. Антуан де Сент-Экзюпери

меня есть на то серьезная причина: этот взрослый – мой самый лучший друг на всем белом свете. Есть и вторая причина: он понимает всё-всё, даже детские книжки. А есть и третья: проживает он во Франции, где сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении. Впрочем, если этих причин всё-таки недостаточно, я, пожалуй, посвящу эту книгу мальчику, которым был когда-то мой взрослый друг. Ведь все взрослые сначала были детьми (хотя далеко не все помнят об этом). Итак, я дополню посвящение:

      Леону Верту,

      когда он был мальчиком

      Глава 1

      Однажды, когда мне было шесть лет, я увидел поразительный рисунок – в одной книге о тропических лесах под названием «Непридуманные истории». На рисунке удав заглатывал дикую кошку. Выглядело это примерно так:

      В книге говорилось: «Удавы заглатывают свою добычу целиком, не прожевывая. После чего больше не могут двигаться и спят на протяжении шести месяцев, переваривая добычу».

      Я долго размышлял об удивительном мире джунглей, затем и сам вооружился карандашом и создал свой первый рисунок – то есть рисунок номер один. Вот он:

      Я начал показывать этот шедевр взрослым и спрашивать: правда страшный рисунок?

      Все они отвечали мне: «А что такого страшного в шляпе?»

      Но я нарисовал не шляпу! А удава, который заглотнул слона. Тогда я изобразил удава изнутри, чтобы взрослые наконец-то поняли. Вечно им нужно всё объяснять. Вот мой рисунок номер два:

      На что взрослые посоветовали мне забыть про рисунки с удавами – будь они изнутри или снаружи – и больше интересоваться географией, историей, арифметикой и грамматикой. Так и вышло, что в возрасте шести лет я навсегда отказался от блестящей карьеры художника. Не смог пережить печальную судьбу моих рисунков, номер один и номер два. Эти взрослые, они никогда ничего не понимают, а объяснять им всё снова и снова – очень утомительно, особенно для ребенка.

      Так что я выбрал себе другое занятие и выучился управлять самолетами. Я облетел почти весь мир. И география, надо признаться, здорово мне пригодилась. Я с первого же взгляда понимал, скажем, Китай подо мной или Аризона. А это крайне важно, если ночью вдруг собьешься с пути.

      В общем, за свою жизнь я тыщу раз имел дело с тышей серьезных людей. Я гостил у множества взрослых. Я хорошенько изучил их. И не могу сказать, что мое мнение изменилось в лучшую сторону.

      Когда мне встречался взрослый посмышленее прочих, я устраивал ему проверку – показывал свой рисунок номер один, который всегда носил при себе; чтобы проверить, насколько этот взрослый проницательный. Но всегда слышал в ответ одно: «Это шляпа». И тогда я уже не решался говорить с ним ни об удавах, ни о тропических лесах, ни о звездах. Я подстраивался под него. Говорил о бридже и о гольфе, о политике и о галстуках. И мой собеседник был очень рад, что познакомился с человеком весьма здравомыслящим.

      Глава 2

      Так что жил я один, и мне не с кем было поговорить по душам – пока шесть лет назад мне не пришлось совершить посадку в пустыне Сахаре из-за поломки. Что-то стряслось с мотором. А поскольку со мной не было ни механика, ни пассажиров, я готовился сам, без чьей-либо помощи, устранить серьезную неисправность. Для меня это был вопрос жизни и смерти: питьевой воды оставалось дней на восемь, не больше.

      В первый вечер я заснул прямо на песке, в сотнях миль от ближайшего человеческого жилища. Я был куда более одинок, чем потерпевший кораблекрушение на плоту посреди океана. И вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок:

      – Пожалуйста, нарисуй мне барашка!

      – Что…

      – Пожалуйста!

      Я живо вскочил на ноги, словно ужаленный. Старательно протер глаза – и буквально оторопел: передо мной стоял симпатичный паренек совершенно необычайной наружности, смотря на меня очень строго. Вот его лучший портрет, который мне немного позже удалось нарисовать. Только, конечно, мой рисунок не в силах в полной мере передать его очарование. И в этом нет моей вины. Ведь я отказался от карьеры художника еще в шестилетнем возрасте – и всё из-за взрослых. Я так и не научился рисовать ничего, кроме удавов, снаружи и изнутри.

      Итак, я таращился на это чудо круглыми от изумления глазами. Не забывайте – я находился в сотнях миль от обжитых мест. И всё же было непохоже, что мой маленький гость потерялся и умирает от усталости, от голода и жажды или от страха. Он совсем не был похож на ребенка, что заблудился посреди пустыни, в сотнях миль от человеческого жилья. Когда ко мне вернулся дар речи, я спросил:

      – Но… как ты здесь очутился?

      А он вновь очень вежливо, словно говорил о чем-то крайне важном, произнес:

      – Пожалуйста… нарисуй мне барашка.

      Когда человек ошеломлен происходящим, у него просто нет сил противиться. И хотя его просьба звучала