Наблюдатели. Сергей Саканский

все это вместе взятое было!

      7

      Ужасно быть женщиной. Она идет, маленькая, среди огромных, плечистых мужчин, и каждый может ее обидеть.

      Она видит наглые взгляды, к ней пристают всякие грязные типы, ее окликают на улице из машин…

      Так, наверное, чувствует себя в охотничьем заказнике какая-нибудь особо вкусная дичь.

      Как если бы мужчина всегда имел при себе полный бумажник и нарочито тряс им на каждом углу.

      Женщина всегда носит с собой свое золото, и ни в каком надежном банке его не скрыть.

      8

      В воскресенье впустую звонил телефон, Микров брал трубку, чертыхаясь, затем многозначительно потрясал пальцем:

      – Молчат, любовнички! – привычно шипел он, и если бы ему пришло в голову хоть посмотреть на меня, то он бы не без удивления заметил, как заливает мое лицо алая краска вплоть до кончиков ушей, ибо – я чувствовала! – что это звонил именно он.

      Вечером я сама взяла трубку на кухне и услышала, наконец, его голос. Он спросил, могу ли я выйти на минутку прямо сейчас.

      Сердце мое забилось необычайно: я быстренько, встав на табуреточку над раковиной, подмылась и переодела трусики. Микрову я сказала, что опять хочу сладенького. Он ничего не заподозрил, ведь со мной так бывает: вдруг очень захочется сладенького, и я хожу из угла в угол, мучаюсь, деньги жалею или выйти в темноту боюсь, пока, наконец, не решусь и не выбегу до ближайшего ларька…

      Жан ждал в машине на углу соседнего дома. Сначала я прошла мимо, оглядываясь, словно шпион. Потом вернулась и нырнула в его машину, как бы в первый раз, весной, в холодную воду… Через три минуты мы доехали до окраины Перовского парка, и Жан выключил мотор.

      Мы сделали все быстро и жарко.

      Стекла в машине запотели, и я провела ладонью по стеклу, намекая на Титаник. На обратном пути мы коротко и насыщенно поговорили о фильме. Жану, как любому мужчине, понравились лишь те кадры, где тонет корабль. Мальчишки всегда остаются мальчишками. Я купила шоколадку.

      – Ну, как, сладенько тебе было? – спросил Микров, глядя, как я, кончив свою трапезу, облизываю пальцы.

      – Сладенько, – со значением сказала я. – Ох, как сладенько!

      Микров терпеть не может сладкого, которое любят все нормальные люди, что еще больше делает его уродом.

      А у Жана какие-то странные, добрые, какие-то оленьи глаза… Хочется писать стихи об этих глазах, об этом чудесном имени, за которым журчанье и Франция, жадная страсть и жажда самой жизни… Только не подымается рука, не время еще: стихи нужно выносить, под сердцем, словно ребенка…

      О, ужас! Слово ребенок мне всегда словно острый нож…

      Хочется вести дневник, как девушка – с засушенными цветами, строчками, размытыми каплями слез…

      9

      Я не люблю человечьи глаза.

      В них есть что-то колючее, напряженное.

      Особый какой-то свет или цвет, что трудно выразить словами.

      Другое дело – глаза животных, на них отдыхаешь, в них погружаешься – глубоко…

      Правда,