Пилигрим. Реформатор. Константин Калбазов

врагами.

      Хм. Вообще-то насчет непримиримости все неоднозначно. Все услышанное Романовым о Мономахе было за то, что он-то как раз может и простить, и забыть, и опять пустить в сердце. Не из возможной выгоды, а по велению души.

      – Опять не пускаешь войско в город? – прищурившись, поинтересовался крупный мужчина с окладистой бородой, восседающий на крепком боевом коне.

      – А что твоим воинам делать в городе? Они прибыли сюда по харчевням тереться или воевать половцев? – с самым невинным видом произнес Михаил.

      Это не первая их встреча с князем. За прошедшие годы им довелось пообщаться, и не раз. Романов даже ездил к нему в Чернигов. Не погостить, конечно. Кто он, чтобы его привечали гостем. Катался по делам. Помогал обустраивать печи для обжига цемента. Материал поистине революционный, на порядок сокращающий сроки строительства. Позволяющий использовать как другие материалы, так и новые технологии.

      Вообще-то Михаилу не было нужды самолично кататься туда для налаживания производства. Да и после, когда обустраивали иные мастерские, его присутствие не требовалось. Ездил он туда именно из-за Мономаха. Пытался понять, что это за человек и правитель.

      Кстати, князь Владимир ни разу не был белоручкой и с удовольствием постигал ремесла. Не боялся запачкать руки глиной или копотью кузнечного горна. Не стеснялся вычесывать из густой шевелюры древесную стружку. Питался без изысков, будучи простым в обхождении. Постоянно проявлял заботу о людях, хотя и обладал при этом весьма жестким характером.

      Собственно, именно поэтому Михаилу и удалось наладить с ним контакт. И с каждым днем он все больше понимал, что если уж на кого и делать ставку, так только на него. Вот и старался всячески сблизиться.

      Зачем ему это? Просто в какой-то момент он вдруг понял, что с каждым разом все глубже связывает себя с этим миром, воспринимая его как свой родной. И понимание того, что эта земля впоследствии будет разорена татаро-монгольским нашествием, настроение не улучшало. Ему хотелось хоть как-то повлиять на ситуацию, чтобы к моменту прихода Батыя перед ним оказались не разрозненные русские княжества, а крепкое и единое государство.

      Конечно, был шанс, что у него ничего не получится. Что все его усилия уйдут как вода в песок. Присутствовали и сомнения, ибо кто он такой, чтобы творить историю. Но у него уже есть дети и будут потомки, ради счастья которых стоит попытаться что-то изменить. А еще он не боялся все испортить. Если удастся задуманное, Батый умоется. Не удастся, значит, ничего не изменится. Только и всего.

      – Что-то в этот раз не видно столов и навесов. Может, объяснишь, воевода? – продолжал интересоваться Мономах.

      – Половцы в дневном конном переходе от нас. Мои разведчики, понятное дело, постараются перехватить всех вражеских лазутчиков, но и кочевники ведь не пальцем деланы. А ну как узнают, что прибыла подмога.

      – За Ирмакканом, стало быть, присматриваешь, – спешиваясь, поинтересовался князь.