Кровь изгнанника. Брайан Наслунд

драконьер очнулся лишь через день пути. Бершад рассказал оруженосцу о чудодейственной мази и описал мох – темно-зеленый, как мокрые водоросли, испещренный крохотными голубыми цветами. Такого мха они никогда прежде не видели, а возвращаться и расспрашивать мальца было уже поздно.

      – Ага, – вздохнул Бершад и потыкал ногу пальцем, чуть морщась от боли.

      – И второе копье ты хитро швырнул.

      – Хитро – не то слово, – сказал Бершад.

      Мох, добавленный мальцом в целительную мазь, придал драконьеру необычайную силу. Тяжелое копье в руке стало легким, как речная галька.

      – Что ж, на этот раз рассказ о твоих подвигах будет весьма похож на правду.

      – Только если малец проболтается. Все остальные прятались в лесу и ничего не видели.

      – И что бы все это значило?

      Бершад поглядел на дорогу:

      – Понятия не имею. Я расспросил две дюжины алхимиков, но они ничего толком не объяснили, так что ответ вряд ли существует.

      – Слушай, мы же однажды на западе забрели в какую-то глушь, и тамошний шаман вроде бы что-то такое говорил… Помнишь его? Он еще волосы себе мазал птичьим пометом. Как его там? Хоракс, Хорлин…

      – А, тот придурок, который объявил меня богом демонов в человечьей шкуре? Фигня все это.

      – Конечно фигня, – согласился Роуэн. – У демонов бога не бывает.

      Бершад хмыкнул. В богов и в демонов он верил не больше, чем в говорящие мечи или в честных королей, но с ним явно что-то происходило. Кости его наливались странным, зловещим жаром, будто костный мозг выжигала лава. Бершада это пугало.

      – Что бы там ни было, нам сегодня надо попасть в город, – сказал он, кивая на толпу у главных городских ворот.

      – Как только тебя увидят, поднимется переполох, – напомнил Роуэн.

      – А до боковых ворот полдня пути, – возразил Бершад. – Уж лучше переполох, чем какой-нибудь прыткий стражник, который не станет читать никаких посланий, а одним махом снесет мне голову. Вдобавок в толпе перепуганных крестьян стражники не полезут на рожон.

      – Тоже верно. А ты волнуешься? – спросил Роуэн. – Ну, с королем Гертцогом встречаться и все такое?

      – Волнуюсь – не то слово.

      «Злюсь» или «свирепею» подошло бы больше.

      Роуэн озабоченно посмотрел на Бершада:

      – Ты не замышляешь никаких глупостей, а, Сайлас?

      – Ни в коем случае. Глупости я обычно совершаю не задумываясь.

      По узенькой козьей тропке они спустились с холма к дороге, ведущей к городским стенам. Незатопимую Гавань назвали так потому, что, хотя город и раскинулся между двумя могучими реками, его, в отличие от большинства альмирских городов, не затапливали ни весенние дожди, ни осенние ливни.

      Крестьяне, толпившиеся на дороге, с ворчанием расступались перед Роуэном, который вел осла в поводу. Бершад, на голову выше окружающих, следовал за оруженосцем. Им удалось пройти пару сотен ярдов, как вдруг какая-то девчушка сообразила, кто именно протискивается мимо.

      Увидев широкие синие прямоугольники на щеках Бершада, малышка задрожала