Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли. Стивен Кинг

Но на этот раз ему было спокойно. И это было хорошо.

      Он вышел на поляну, вступил в круг и встал там, позволив своим мыслям течь свободно. Да, теперь оно надвигалось быстрее, настойчивее и жестче. Трава резала глаз своей зеленью; казалось, стоит только коснуться ее рукой, и рука тоже окрасится в зеленый. Он еле сдержал шаловливое искушение – попробовать.

      Но прорицательница молчала. Не было и сексуального возбуждения.

      Он подошел к алтарю и застыл на мгновение перед плоским камнем. Мысли путались. Зубы во рту ощущались как что-то лишнее, чужеродное – словно крошечные могильные камни в розовой влажной земле. Мир наполнился светом, слишком резким и ярким. Стрелок взобрался на алтарь и лег на спину. Его сознание превратилось в дремучие дебри, мысли – в причудливые растения, которых он в жизни не видел и даже не подозревал, что такие бывают: густое сплетение ив на берегах мескалинового ручья. Небо стало водой, и он воспарил над ней. От одной этой мысли голова у него закружилась, но его это уже не тревожило.

      Ему вдруг вспомнились строчки из одного старинного стихотворения, на этот раз – не детские стишки, нет. Его мама боялась всех зелий и неизбежной потребности в них (как боялась она и Корта, и его обязанности бить мальчишек). Эти стихи дошли до них из одного из Убежищ мэнни к северу от пустыни, где люди все еще живут в окружении механизмов, которые в основном не работают… а те, что работают, иногда пожирают людей. Строки кружились в сознании, напоминая ему – безо всякой связи, как это всегда и бывает при мескалиновом наплыве – о снежинках внутри стеклянного шара, который был у него в детстве, такой таинственный, полусказочный шар:

      Туда заказан людям вход.

      Там, за пределом черных вод, —

      Глубины ада…

      В деревьях, нависающих над алтарем, проступали лица. Как зачарованный, он отрешенно смотрел на них: вот дракон, извивающийся и зеленый, вот древесная нимфа с манящими руками-ветвями. Вот живой череп, расплывающийся в ухмылке. Лица. Лица.

      Внезапно трава на поляне затрепетала, склонилась.

      Я иду.

      Я иду.

      Смутное волнение в глубинах его плоти. «Не слишком ли далеко я зашел?» – успел еще подумать стрелок. От душистой травы на Спуске, где они лежали со Сюзан, – вот до такого.

      Она прижалась к нему: тело, сотканное из ветра, грудь – из сплетения ароматов жасмина, жимолости и роз.

      – Пророчествуй, – сказал он. Во рту появился противный металлический привкус. – Скажи все, что мне надо знать.

      Вздох. Тихий всхлип. Плоть стрелка напряглась, затвердела. Лица склонялись к нему из листвы, а за ними виднелись горы – суровые и безжалостные, с оскаленными зубами вершин.

      Тело, прильнувшее к нему, вдруг заерзало, пытаясь его побороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в кулаки. Она наслала ему видение. Пришла к нему в облике Сюзан. Это Сюзан Дельгадо лежала сейчас на нем. Сюзан, прелестная девушка у окна, которая ждала его в заброшенной хижине гуртовщика на Спуске – ждала, распустив волосы