История французской революции. От первых дней до Директории. Вильгельм Йозеф Блос

устрашения придумывали возможно более мучительные казни. Тюрьмы были переполнены заключенными всякого возраста обоего пола, и все это было втиснуто в одно помещение; на продовольствие человека отпускалось пять су; оно было столь же жалким, сколь варварским было обращение с арестованными.

      Наряду с такой народной нищетой стояла бессмысленная расточительность двора. Цивильный лист короля, равно как жалованье членам королевского дома были слишком высоки для того времени. Целая толпа дармоедов, льстецов, авантюристов, мошенников и лакеев примостилась ко двору, получала значительное, часто даже громадное жалованье по цивильному листу короля, т. е. из государственной кассы. Двор состоял из 1500 человек. О расточительности этого двора можно себе составить представление хотя бы по тому, что гувернантка королевских детей получала 50 000 франков жалованья в год. При Людовике XVI один из государственных секретарей жаловался, что 180 000 франков ему не хватает, и ему прибавили 40 000.

      Грубость полиции, высокомерие важных господ по отношению к податному населению и истощенному крестьянину, всесторонний гнет – все это вместе подготовило благоприятную почву для философской и литературной революции, предтечи великого переворота.

      Дух времени

      Правящие классы старой Франции с большой настойчивостью отражали всякое покушение на их привилегии; однако, и они прекрасно сознавали, что все их роскошное высокомерное существование непрочно, что они пируют на вулкане, в темной и беспокойной глубине которого таятся страшные силы; они знали, что достаточно малейшего толчка – и силы эти проснутся, превратят старый мир в пепел и развалины. О том, что все чувствовали наступающую грозу, достаточно свидетельствуют хотя бы известные слова мадам Помпадур: «После нас – хоть потоп!» (Après nous le déluge). Слова эти стали паролем того легкомысленного общества, которое правило старой Францией; оно поставило себе целью возможно веселее и утонченнее провести время, оставшееся до прихода бури, провести последний час своей жизни в непрерывном веселом опьянении. Ради шутки не щадили ни других, ни себя. Это была какая-то безумная охота за наслаждениями, и редко в истории можно встретить эпоху, когда люди с такой лихорадочной поспешностью переходили бы от одного удовольствия к другому. Это обстоятельство объясняет нам, почему в этом смешанном и запутавшемся обществе восемнадцатого века так много сомнительных личностей могло играть крупную роль наряду с блестящими и крупными фигурами. Дурачество в этот век трудно было отличить от глупости. Всякого рода авантюристы и мошенники легко расчищали себе путь, находили себе всюду радушный прием, так как с ними приятно было коротать время. Общество вернулось к алхимии и к разного рода магии; это было время, когда шут Калиостро пользовался во Франции наибольшим успехом. При всем том в правящих классах находили себе почву и новые идеи, которые не только предсказывали, что старая Франция подвергнется коренным