Блин против Деда Мороза. Евгений Некрасов

её из кармашка. Тяжёленькая.

      Суворова завизжала от радости.

      – Всё, Блин. Уговорил. Так и быть, поцелую! Только потом, когда от тебя помойкой вонять не будет.

      У Блинкова-младшего был готовый ответ на такие подколки:

      – Угрозами от меня ничего не добьёшься!

      – Блиняха, ты оскорбил меня в лучших чувствах! – возмутилась Суворова и стукнула его отремонтированной сумочкой.

      Блинкову-младшему больно попало по брови пряжкой, и он обиделся. И это называется благодарность?! Он был готов позабыть, что с детства не бьёт девчонок, и отвесить Вальке подзатыльник.

      – Из-за чего сыр-бор? – удивился завхоз, разводя противников жестом рефери на боксёрском ринге.

      – Я его поцеловать хочу, а он…

      – Я ей сумочку нашёл, а она… – одновременно начали Суворова и Блинков-младший.

      – Это меня не касается, – сказал завхоз. – Пускай родители следят, с кем вы целуетесь, а мне – лишь бы на партах не писали. Я про ручку спрашивал.

      – Она золотая, – объяснила Суворова.

      Завхоз с недоверчивой улыбкой взял ручечку и поднёс к очкам.

      – Там сбоку проба, – подсказала Валька.

      – Двадцать четыре процента, – рассмотрел клеймо Владик и заключил: – Самоварное золотце. Меди больше.

      – Какое ни есть, а наше, – сказала Валька и отобрала ручечку.

      Других вещей, которые могли бы принадлежать Нине Су, на помойке не нашли. Все решили, что их скорее всего и не было. Ведь фотомодель не ходила с этой сумочкой и собиралась её продавать.

      Томатное пятно на футболке Блинкова-младшего кое-как застирали раствором для мытья стёкол, и тем же раствором он умылся. Напоследок завхоз спрыснул его автомобильным дезодорантом, потому что от Митьки здорово несло помойкой.

      Благоухая, как новенькая иномарка, Блинков-младший поехал на встречу с фотомоделью. Суворова решила не говорить сестре об ограблении. Но в таком случае Нина Су обязательно спросила бы, где она проболталась целый час. Так что роль громоотвода и примирителя осталась за Блинковым-младшим.

      – А золото чистейшее! – тараторила Суворова. – Я уж не стала говорить Владику, ну его. Цифра «24» – это не двадцать четыре процента, а двадцать четыре карата. Больше не бывает.

      – По-моему, караты у бриллиантов, – засомневался Блинков-младший. Это было почти всё, что он знал о драгоценностях.

      – Чеботарь ты, Блинок! – хихикнула Суворова. – «Караты у бриллиантов»! Карат – ювелирная мера веса, ноль целых две десятых грамма. За границей всё измеряют в каратах – и золото, и бриллианты.

      – А почему ты говоришь, что золота больше двадцати четырёх каратов не бывает? У нас бабушкин браслет от часиков весит больше, а он золотой.

      – Двадцать четыре карата, или шестнадцать драхм, – это английская торговая унция, – не задумываясь, отбарабанила Суворова. У неё от зубов отскакивало, как вызубренный стишок. – Если на ручечке написано «24», это не её вес, а вес чистого золота в каждой унции сплава. Понятно?

      – Не