Роковой джекпот. Максат Оразов

      Горбун, затушив окурок о подошву, тяжело вздохнул и тихо произнес:

      – Хороший ты парень, Художник, хоть и чернушник. Если на воле что-то понадобится, черкни моим, они помогут.

      Мужчина, прищурив глаза, ответил:

      – Благодарю. Думаю, не понадобится мне помощь. Недельку отдохну, потом буду искать работу.

      Горбун улыбнулся и уверенно сказал:

      – Руки у тебя золотые, ты действительно художник от Бога. Жаль, что так скоро отчаливаешь. Работу на воле ты, конечно, себе найдешь, только запомни мои слова: общество всегда пытается уничтожить тех, кто чего-то стоит, так что рви зубами, волком вой, но не дай поработить себя.

      Художник быстро отреагировал:

      – Свобода, она в голове и в сердце. Иной и в одиночке свободен, как птица в полете, а другой на воле в роскоши, как в кандалах. Так что, Бурый, не в огорчение тебе будет сказано, работа – это естественный и постоянный способ безбедного существования, а воровство – это альтернативный и очень короткий способ того же безбедного существования.

      Горбун смял сигаретный фильтр и недовольно проговорил:

      – Я тебе так скажу. Будь я правителем, сажал бы не тех, кто из магазина еду крадет, а тех, кто вынуждает людей этим заниматься. Посему ты свою философию оставь для молодняка, меня учить поздно, я сам кого хочешь научу.

      Художник громко спросил:

      – Чему научишь? Как из магазина булки красть? Или как оставаться свободным человеком?

      Горбун усмехнулся и спокойно ответил:

      – В нашем обществе это одно и то же.

      Художник, жестикулируя, начал говорить:

      – Не одно и то же, нет! И поверь мне, я через пару лет стану состоятельным человеком, не воруя и не обманывая людей, а благодаря собственному трудолюбию!

      Горбун кивнул и тихо сказал:

      – Я к тому времени откинусь, вот и поглядим на твое состояние.

      Стоявшие все это время в стороне несколько парней загоготали, а один крикнул писклявым голосом:

      – Художник, ты слишком-то не богатей! А то мы откинемся, ограбим тебя, и опять нас закроют не за что.

      Художник рассмеялся, махнул рукой и, сцепив ладони над головой, громко ответил:

      – Лады, братки, бывайте. Даст Бог – свидимся на воле.

      Раздался скрежет. Охранник отпер тяжелую железную дверь и сказал:

      – Художник, не много ли барахла с собой взял?

      Бывший заключенный спокойно повернулся и, снимая рюкзак, ответил:

      – Да ты что, сержант, здесь же только игрушки для сына.

      Сержант, подталкивая его в спину, весело проговорил:

      – Да шучу я, все в порядке. На проходной можешь вещи не показывать, я договорился. Что-то не видно, чтобы тебя кто-то встречал, ты ж вроде человек уважаемый, сам Бурый тебя провожал.

      Художник, пожимая плечами, пояснил:

      – Я никому об освобождении не сообщал, хочу сюрприз жене сделать.

      Сержант с недоверием посмотрел на Художника и с уверенностью в голосе сказал:

      – Зря, обычно такие сюрпризы добром не кончаются.

      Художник снова пожал плечами.

      – Я все понимаю, но иначе не могу. Тем более что мне тут не далеко совсем, пару дней на поезде – и столица.

      Сержант кивнул.

      – Ну, счастливо тебе. Надеюсь, больше не свидимся.

      Высокая железная дверь открылась, Художник сделал несколько шагов, закрыл глаза и, вдохнув полной грудью, тихо прошептал:

      – Здравствуй, свободное общество. Вот и вернулся к тебе твой блудный сын.

      Сержант закрыл дверь и через небольшое окошечко проводил взглядом удаляющегося от тюрьмы недавнего заключенного. К нему подошел полковник и, поправив портупею, задумчиво произнес:

      – Ну что, откомандировал Художника?

      Сержант быстро повернулся, выпрямился и с готовностью ответил:

      – Так точно, товарищ полковник.

      Начальник уставился в окошечко и сказал:

      – Интересный персонаж этот Художник. Отсидел всего ничего, а столько шума наделал.

      Сержант кивнул и проговорил:

      – Так точно, очень интересная личность.

      Полковник повернулся к сержанту, усмехнулся и с уверенностью в голосе сказал:

      – Правильно заметил, личность! В его руках такие шедевры рождались, что даже для меня это было удивительно. За три дня бильярдный стол вырезал так, что никто и поверить не мог, что это работа отечественного мастера. А какие шкафы делал – музеи бы позавидовали! Когда Бурый ему свою мать описал, Художник ее на холсте так нарисовал, что горбун, увидав портрет, сам попросился в одиночку, чтобы выплакаться.

      Сержант, улыбнувшись, спросил:

      – Вроде говорят, его по ошибке закрыли?

      Полковник, не отводя взгляда от окошечка, усмехнулся и ответил:

      – В