25 трупов Страшной общаги. Александр Матюхин

аться рядом с шефом, что было тяжко. Дарья была упорной. Траектория движения Петровского была непредсказуема. Пчела вокруг блюдца с медом – то дальше, то ближе, ясно, что вот-вот присядет на край, но поди угадай когда.

      Петровский остановился, младший следователь неизбежно врезалась в тушу начальства.

      – Это маньяк так развлекается? – робко, куда-то в область лопаток Петровского, проговорила Дарья.

      – Маньяку придется поработать, чтобы найти еще одну жертву. Кого-то похожего. – Старший следователь Петровский отошел к детской площадке и с живостью, не предполагавшейся по соотношению вес/рост/возраст, взобрался на горку, чтобы изучить картинку с высоты. – Может, это и не маньяк вовсе?

      Длинноногая блондинка лежала ничком, впечатавшись головой в землю. Без одежды, что позволяло оценить фигуру и ослепительно-белую кожу. Крылья картинку не портили. Казалось, просто два полотна телесного цвета слева и справа от тела. Только кто-то их вшил в район лопаток. Неочевидно вшил, будто они оттуда росли.

      – А она довольно крупная, – поделился Петровский. – Так сразу и не скажешь.

      – Метр девяносто восемь, – конкретизировала Дарья. – Надо баскетбольные клубы опросить.

      – С такой-то грудью? – Петровский, казалось, все никак не мог выбрать: скатиться по горке или все-таки спуститься по лесенке.

      Как следователь определил «такую-то» грудь, осталось для Даши загадкой. Вероятно, большой опыт наблюдения за женщинами, лежащими на животе.

      – Забавно, у нас тот редкий случай, когда стоишь одновременно на месте преступления и на орудии убийства, – в голосе Петровского явно различалась радость. Редкие случаи он любил.

      – Она же упала…

      – Но смерть наступила не от падения, а от его финальной фазы. Удара об землю. Вероятно. Кстати, откуда она могла тут упасть?

      Петровский и Даша одновременно посмотрели вверх – ничего, кроме затянутого тучами неба, они рассмотреть не смогли.

      – Сбросили с самолета?

      Детская площадка, а за ней пустырь с единственным домом, почти сливающимся с вечно хмурым небом города. Старая общага. Та самая. Петровский знал: если это дело относится к общаге, а так, скорее всего, и окажется, то его можно даже не расследовать. Мертвая девушка с крыльями и общага – совпадения случаются. Наверное.

      – Поговоришь с комендантом или мне самому? – Петровский вспомнил последнее общение с Константином Марковым и как-то сразу потерял интерес.

      – Конечно. – У Дарьи воспоминания были совсем другие. – А вдруг наша жертва ангел?

      – Ангелы не падают.

* * *

      Конверт.

      В последний раз Костя Марков получал письмо… очень похоже на то, что он не просто не мог вспомнить, а вообще никогда не получал настоящих писем. Чтобы вот в бумажном конверте и с маркой. Лось на марке шел куда-то против сильного ветра, чудом не падая в жуткой фиолетовой метели.

      Проблема заключалась в том, что почтальон в общагу не заходит. Сюда и уголовный розыск заходит, только если очень попросит, а комендант разрешит. Константин Марков – комендант Старой общаги – очень хотел конверт выбросить.

      Их не волновал ветер. Трое стояли у Старой общаги в строгой позиции участников странного кордебалета. Три параллельных взгляда, одеты точно не по погоде, но как-то погода – традиционная местная со снегодождем и умеренным штормом – проходила мимо. Не задевая.

      Полина. Точнее – всегда с отчеством, Полина Сергеевна. Невысокая, с отсутствующей талией. Не толстая. Просто фигура выдалась прямоугольником – что уж тут. Зато туфли из тех марок, что надевать – да, носить – только ступая по коврам и мрамору. Точно не по асфальту. Платье. Такие хороши на съемках. Застыть, подождать, пока сфотографируют, и сразу переодеваться во что-то, в чем можно жить, а не позировать. Вероятно, где-то рядом скрывался «бентли» с чутким водителем, чтобы моментально явиться по зову (по нахмуренной брови) пассажира.

      Взгляд у Полины Сергеевны неожиданно – учительский. Строгий, из тех, что вспоминаешь и «повторение, которое мать учения» и «терпение и труд» – как-то сам все сразу понимаешь, и никаких надежд.

      Рядом – высокий, немного согнувшийся, будто ширина костей и набор мышц с трудом справляются с ростом. Борис. Чаще – Боренька. Его лимонные кроссовки, алый спортивный костюм, темно-синяя бейсболка не справлялись с задачей вытравить бледность, невзрачность из человека молодого наверно, молодого.

      Третий. Леонид. Джинсы, поло, туфли, бахилы. Все дорогое, даже бахилы – двойные, белоснежные. Сидел человек в кресле у стоматолога, полоскал ротовую полость синей жидкостью, вышел отдышаться – и вот, стоит, смотрит.

      Ведьма и два колдуна. Трое и общага. Общаге было все равно. Костя оценил и неподвижность, и параллельность троицы. Конверт открыл, письмо прочитал. Выбросил. Лихо занимало апартаменты в общаге. И пусть оно было скорее узником, чем жильцом, никто не мог нанести вред любому постояльцу Дома Чудовищ. Так было, и так будет.

      Существо с десятиметровыми крыльями