Двуглавый Орден Империи Росс. Одна Магическая Длань. Алекс Нагорный

и удалилась. А я, глядя ей в след, про себя отметил, что все эти заботы настолько выбили меня из колеи, что я даже о девушках думать перестал.

      – Не грусти! – донеслось из-за спины. – Щас вернётся твоя зазноба. Со сдачей. Поворкуете. Стихи ей почитаешь. А я к себе.

      С этими словами она и вправду удалилась, оставив вопрос об ужине в обществе будущих сокурсников нерешённым.

      Я посмотрел на бумагу. Такое качество в нашем мире имела только упаковочная бумага: серая, грубая, шероховатая, ни в один принтер не пошла бы точно. Я проверил её на предмет пропорций сторон, то есть взял и сложил пополам длинную сторону, слегка придавил, чтоб посмотреть какой размер получится у листа А3. Получалось, что если большой лист, ну, тот который принесли, разрезать надвое, то половинки будут казаться вытянутыми. Ага! Значит, у большого листа нестандартные пропорции. Я задумался. А что мне это, собственно даёт? Нестандартные и нестандартные, и чё? Кстати, совершенно не обязательно, что те листы, которые нам принесла Татьяна, стандартные по местным меркам, могли быть уже кем-то подрезаны до нас. Да и до Мозеля тоже.

      Интересно, а Лерка сможет делать такую бумагу? Хотя, две копейки за лист… так миллионов не наживёшь. И тут я понял, что меня смутило в самом начале. Стоп-стоп-стоп! Это по меркам нашего мира две копейки – это копейки и есть, а тут на две копейки мы с Леркой два дня с полным пансионом можем номер в отеле господина Мозеля снимать. Так что тут это отнять не мелочь! Пятьдесят листов – это рубль, а пятьсот – золотой! Круто! Круто? Я задумался. А по сколько листов в день мы сможем делать? Если по пятьдесят, то и начинать не стоит. Но с другой стороны, рубль в день – это триста шестьдесят пять рублей в год, то есть тридцать шесть с половиной золотых. Как раз на оплату за обучение одного из нас.

      Ну что ж, всё не так уж и безнадёжно, надо будет с Леркой ещё разок поговорить про бумагу. Я уже начал мысленно развивать производство, нанимать работников, изобретать станки, когда в дверь постучали. На пороге стояла Татьяна. Вручив мне сдачу, она не стала сразу убегать, а мельком оглядев комнату, спросила:

      – Александр Константинович, а правда что сестрица Ваша Трошку-драчуна до смерти побила?

      Да… земля слухом полнится!

      – Нет! – говорю. – В смысле не до смерти, но зато три раза.

      На лице у Татьяны удивление сменяется восхищением, потом ещё чем-то. Она снова спрашивает:

      – И стрельцов тоже всех побила?

      – Нет, только Шемякина. Да и его не сильно, так упал и всё.

      – А его-то за что? – изумлённо вопрошает Татьяна.

      – Татьяна Андреевна, Вы может, присядете?

      – Нет-нет-нет, Александр Константинович, дел у меня много. Побегу я. – И разворачивается.

      – Татьяна Андревна, Вы давеча про Шемякина спрашивать изволили…

      Как ни странно, но моя попытка остановить её таким образом, увенчалась успехом, причём сразу же. Татьяна развернулась ко мне, и в глазах у неё пылало любопытство. Я помедлил секунд пять, собираясь с мыслями, и начал рассказ:

      – Понимаете, Горбунов со своими не успел к поединку Валерии с Трошкой и поэтому… – Я подумал,