Московские праздные дни. Метафизический путеводитель по столице. Андрей Балдин

и вольного разговора или такого же, никем не навязанного молчания. Вот праздник.

      Его выбирает человек. «Дыхание» времени происходит у него в голове; таков пульс памяти. То же и о «чертеже» календаря: вся разобранная нами машинерия – точки, линии и плоскости, прилагаемые к подвижному телу года, – не более чем условность. Это вспомогательные конструкции, необходимые для того, чтобы помочь нам представить, как «дышит» Москва в пространстве времени, в воображении празднующего человека.

      «Дышит» временем и сочиняет праздники человек Москва.

      Что такое этот коллективный сочинитель?

      Это довольно занятная фигура. Московит в общих чертах европеец, человек рациональный, но это только на поверхности. В значительной мере он крестьянин (весьма своеобразно верующий христианин) и еще отчасти язычник, который зачастую верит колдунам. И к ним в придачу – гороскопам, восточным календарям и прочей прикладной хронометрии. Московский «праздный» сочинитель живет по нескольким календарям сразу – и при этом мало об этом задумывается. (Правильно делает: рассчитать и свести вместе все имеющиеся в ходу календари есть задача сугубо математическая, притом немалой сложности.) Человек Москва этим не озабочен. Можно сказать так: он верует в некое правильное устройство (времени), которое независимо от всяких расчетов действует в Москве. Правильность московского хода времени он ощущает всей своей округлою душой. Он верует в Москву.

      Это позволяет нашему сочинителю смешивать весьма произвольно праздничные рецепты многих календарей, своих и чужеродных (последние он предпочитает: в них ему чудится максимум тайны). Он очень интересен, этот воображаемый и воображающий персонаж. Не персонаж, автор – именно он постепенно и незаметно рисует обнаруженную нами идеальную московскую сферу, помещение его души.

      Его хочется представить воочию.

* * *

      Однажды я разбирал биографию Пушкина – не всю, только один год. Собственно, мне и нужен был один год, один праздничный цикл. Этот пушкинский год нельзя назвать просто годом – скорее это был опыт длиною в год.

      1825 год – от первого до последнего дня проведенный в Михайловском, в ссылке (очень важно то, что это был год, проведенный вне Москвы). За этот год Пушкин решительно переменился: он начал его одним человеком и закончил другим, внутренне преображенным. Это был год, когда поэт написал «Бориса Годунова», произведение о Москве, как он сам его называл – комедию о беде Москвы. Но этого мало о «Годунове»; все мы признаем в нем нечто большее, нежели просто комедию. Это был опыт национальной самоидентификации нового русского слова. Сам поэт оценивал «Годунова» как результат провидения, мистического путешествия во времени в другую эпоху, в другую Москву.

      Свой «московский» 1825 год Пушкин прожил определенно поэтапно – как только я это понял, все прочие вопросы были отставлены в сторону. Даже не так: он прожил год празднично: в последовательности традиционных календарных праздников. В той именно