Каратель. Иван Тропов

в одном и том же месте. Слева от подъезда, метрах в десяти.

      Его машина. Никаких сомнений, она. И все-таки я прошелся мимо дома, чтобы разглядеть ее номер.

      Номер, конечно же, совпал.

+++

      Дождь усилился, я хохлился уже не ради роли, а по-настоящему. За воротником было сыро, на душе мерзко.

      Дорога к моему гаражу казалась вечной.

      Ничего, ничего… Ничего!

      И один выслежу. Все получится. Должно получиться!

      Перед рядом гаражей я остановился и огляделся. Никого. Замечательно.

      Я разобрался с замками, приоткрыл дверцу, юркнул внутрь и закрылся. Нащупал выключатель. Щелчок, и гараж залило светом.

      Пусто, но на этот раз я не расстроился. Где моя машина, я и без того знаю. Здесь мне нужно другое.

      Я сдвинул вбок деревянный стеллаж с барахлом. Открылась выемка в полу. Я достал оттуда увесистый кулек из промасленной ветоши, развернул. Восемь пачек патронов для Курносого, одна пачка початая, и еще сверток в масляной тряпочке – тонкие жестяные пластинки обойм. Похожи на кусочки стального кружева: пять круглых вырезов по краям, дырка в центре. Стальные снежинки. Full moon clips, как обзывает их наш дорогой пижон. Виктор говорит, у американцев бывают и half moon clips – половинкой снежинки, всего на три пули для промежуточной перезарядки. И даже смешные third moon – всего для двух пуль, по виду похоже на восьмерку, надкусанную с концов…

      Говорил.

      Все это я запихнул в сумку. Туда же пенал с пилочками.

      Для паучихи подпиливать пули особо не нужно, умирает она легко, как самый обычный человек – но только если это простая паучиха. Одинокая. А у этой чертовой суки – прирученными ходят не только взвод-другой мужиков, но и пара жаб. Как минимум пара. Те молоденькие жабки, которых я видел у морга в компании той опытной. Но кто знает, сколько их у нее всего?

      Надеюсь, я все-таки достану ее…

      Я застегнул сумку.

      Ну вот и все. Я вздохнул. Оглядел гараж – такой знакомый и родной. Может быть, в последний раз.

      Ну, все. Я повесил сумку на плечо, шагнул к выходу…

      И замер.

      Сердце судорожно забилось в груди, трепыхаясь у самого горла. Сумка соскользнула с плеча и тяжело бухнулась на бетонный пол.

      На коврике у входной дверцы лежала записка.

      И только один человек оставлял записки вот так – в гараже, подсовывая в щель под воротами.

      Руки тряслись, пока я разворачивал листок бумаги, сложенный вчетверо. Строчки прыгали перед глазами – аккуратно выведенные таким знакомым почерком! Гош!

      Выжил, вернулся и оставил мне записку! Все-таки не зря я…

      Я разглядел дату.

      Сердце все еще прыгало в груди, не желая успокаиваться, – но вместо радости теперь была тяжесть в висках и плыло перед глазами.

      Дата. И время. Гош всегда проставлял дату и время.

      Он написал эту записку в тот проклятый день, когда я вернулся в город после ночной охоты на жабу – охоты, затянувшейся на сутки. Сутки, вместившие ночь боли, белое утро – и то, что я обнаружил в городе. Он подсунул записку в гараж за два часа до того, как я подъехал к его дому, –