Истинная поневоле. Марина Эльденберт

я еще в приемной. Она услышала. Не сомневаюсь, про свадьбу волчица тоже сказала нарочно.

      Только Доминик не спешит ее поправлять. Он вообще смотрит волком и интересуется:

      – Шарлин, что ты здесь делаешь?

      Я оглядываюсь на Оуэна и Венеру: первый в замешательстве, вторая – в ужасе, и прикрываю за собой дверь.

      – Так вас можно поздравить? Уже выбрали дату?

      Одри открывает рот и мигом закрывает, когда со стороны альфы слышится утробное рычание. Вот только я здесь точно не для разговоров о чьей-то свадьбе, поэтому шагаю вперед.

      – Нам нужно поговорить.

      – Мы можем сделать это позже.

      Ну нет! С Одри станется ради такого дела затянуть обсуждения счастливого события.

      – Нет, сейчас, – говорю твердо.

      – Я занят.

      – Она подождет. – Я очаровательно улыбаюсь волчице, которая, судя по виду, готова меня загрызть не перекидываясь. – Правда, Одри? Твоя невеста просто душка.

      – Шарлин! – Вот вроде и голоса не повысил, а уже готов вмиг шерстью покрыться.

      Кажется, нападение вервольфов и похищение Хантером положительно на меня повлияло, потому что меня больше не пугает ярость Доминика. У меня теперь совсем другие страхи и опасения.

      – Я хочу с тобой поговорить, – повторяю я. – Срочно и наедине.

      Видимо, вервольф тоже понимает, что проще со мной согласиться, чем продолжать играть в гляделки и рычать на меня. Ну или рассчитывает придушить без свидетелей. Потому что он отодвигает кресло в сторону и направляется к боковой двери, явно ведущей не в приемную.

      – Иди за мной.

      Когда он отворачивается, Одри готова испепелить меня взглядом, я отвечаю ей взаимностью и следую за Домиником.

      За неприметной дверью скрывается кабинет в кабинете. Достаточно большая комната без окон, с пейзажами на стенах, с двумя широкими диванами и журнальным столиком между ними. Она будто создана для секретных бесед или для того, чтобы подремать в обед.

      – Это очень личный разговор. Уверен, что нас не подслушают?

      – Здесь звукоизоляция.

      Значит, с секретными беседами я угадала. Хотя, если честно, мне уже плевать – подслушает нас Одри или нет. Я обхожу диван, стараясь оказаться от Доминика как можно дальше.

      – Что ж, поздравляю, – говорю я.

      – С чем? – хмурится вервольф.

      – С будущей свадьбой конечно же. С тем, что ты все-таки определился со своими симпатиями.

      – Ты прекрасно знаешь о моих симпатиях.

      Его взгляд, в который раз вонзается в меня с силой отточенного лезвия, но я стряхиваю его.

      – Нет, не знаю. Я вообще тебя не знаю, Доминик. Ты говоришь, что можешь не жениться, но не спешишь разрывать помолвку. Вообще интересная постановка предложения «я могу не жениться». Могу не жениться, а могу жениться. Могу даже обсудить свадьбу с будущей женой. Ты вообще всесильный!

      С последним предложением я почти срываюсь на крик, поэтому мысленно одергиваю себя. Надо успокоиться. Я здесь не за этим.

      – У тебя была возможность узнать меня, Шарлин. – Несмотря на исходящую от него злость, которую я чувствую кожей, голос у Доминика спокойный. – Ты от нее отказалась.

      Я киваю на дверь в кабинет:

      – И ты быстро нашел мне замену?

      – Это теперь тебя не касается.

      – А что касается?!

      Между нами диван и пара метров комнаты, но ощущение такое, что целый квартал, а может, город.

      – Зачем ты здесь? – спрашивает Доминик.

      Я должна рассказать про ребенка, но слова снова застревают в горле. Понимаю, что просто не могу этого сделать. Не после того, что здесь услышала.

      – Если я выполнила обязательства по сделке, то я хочу сегодня же вернуться в свою квартиру.

      Больше всего на свете хочу этого!

      – Это невозможно. Пока Кампала ведет свою игру, тебе лучше оставаться в безопасности. А мой дом – самое безопасное место.

      И наблюдать за его приготовлениями к свадьбе? Точно нет!

      – Установи охрану. Пусть сидят у меня на кухне, но я хочу…

      – Нет, – отрезает он, – я поклялся тебя защищать. Это не обсуждается.

      Вот теперь я приближаюсь к нему, останавливаюсь в шаге и запрокидываю голову, пытаясь рассмотреть в глазах этого чужого мужчины того, с кем я смеялась, играла в снежки, бегала на пляже. Которого впустила в свое сердце. Осознание, что я влюбилась в Доминика, такое сильное и внезапное, что от этого больно вдвойне.

      Правда, я люблю Доминика, а не этого бессердечного хищника!

      – Тебе нравится издеваться надо мной? – интересуюсь я.

      – Тот же вопрос к тебе, Шарлин.

      И о чем нам еще говорить?

      Я отворачиваюсь, потому что в груди печет от тех чувств, которые сейчас горят во мне. От всего невысказанного.

      – Это