Война и потусторонний мир. Дарья Раскина

с нашими Mesdames? Вы же уделите время старому другу?

      Петр не был уверен, забавляться ли титулу «старого друга» из уст тринадцатилетнего мальчишки, страшиться бала с лесными Mesdames или переживать, что бальный вицмундир остался дома, нетронутый с начала войны.

      – Обещаю, что вечером отвечу на любые ваши вопросы. Только уж и вы меня просветите.

      – Спрашивайте, Петр Михайлович.

      – Тетушка ваша больше не царица, значит?

      Егор покачал головой:

      – Императрица. Батюшка свое водное царство ей еще перед смертью отписал, а теперь, раз Мертвое царство завоевано и Кощей Микитьевич в мирном договоре признает лесное главенство, мы – империя.

      – И как же мне к императрице обращаться?

      – Да как к живой бы обращались. Всемилостивейшая государыня, императрица и самодержица потусторонняя, Иверия Алексеевна. Вы уж только Лешей ее не называйте, императрица этого страх как не любит.

      Петр взвесил следующий вопрос на предмет неловкости, прежде чем спросить:

      – А она… кто? Когда в прошлый раз видел, никак не догадался.

      – О чем это вы?

      – Для вас, потусторонних, человеческий образ ведь не единственный. Вы вот – угорь. Батюшка ваш, вы говорили, был щукой? Среди стражи я видел и мертвецов, и упырей, и зверей, и даже деревья. Так вот, императрица Иверия, кто она?

      Егор хитро улыбнулся, глянул искоса:

      – Будет нужда – сами догадаетесь.

      Он вложил два пальца в рот и, кажется, свистнул, только звука слышно не было. Зато волоски на затылке встали дыбом, будто свист этот слышался кожей, а не ушами – он прошел волнением по позвоночнику и защипал пальцы ног. По глади озера незамедлительно пошли круги, взбилась пена, как при шторме, а после из волн вынырнули два огромных морских коня – коньками их язык назвать не поворачивался. Размером они не уступали земным животным, только вместо гривы их шеи были усеяны сверкающими шипами, а за спиной, словно крылья бабочки, покачивались прозрачные плавники. Приглядевшись, Петр заприметил и седла, и блестящую сбрую – похожие на обычные, но сплетенные из осоки.

      – Прокатимся верхом, – усмехнулся Егор. – Под водой быстрее.

      – Да ведь я… – начал Петр, волнуясь в большей степени за сохранность императорских писем в потайном кармане, но договорить ему было не суждено: Егор подошел вплотную, взялся за плечи и поднялся на цыпочки, вытягивая губы. Дунул сильно, резко – и у Петра в груди образовался пузырь, вдохнуть из-за которого было совершенно невозможно.

      – Скорее, не то задохнетесь. – Егор дернул за рукав, затягивая в озеро.

      С размаху влетев в воду по пояс, Петр не почувствовал ни прохлады, ни влаги, а проведя рукой по мундиру, ощутил сухую ткань. Сапоги сами скользнули в стремена, пальцы вцепились в поводья, тело без труда нашло опору.

      Петр едва успел поднять глаза к макушкам деревьев, мысленно прощаясь с солнцем и комарами, когда новый свист Егора мелькнул кусачим угрем вдоль спины. Конь всхрапнул и