Третья девушка. Агата Кристи

мне поверить.

      – А вы тревожитесь, мистер Бейкер?

      – Нет. Естественно… то есть я… черт побери, сам не знаю. Не вижу причин тревожиться, но, бесспорно, время идет. У нас что сегодня? Четверг?

      – Она с вами не поссорилась?

      – Нет. Мы не ссорились.

      – Но вы встревожены, мистер Бейкер?

      – Вам-то какое дело?

      – Никакого, но, насколько я понял, у нее дома неприятности. Ей не нравится ее мачеха.

      – И с полным на то основанием. Стерва баба. Твердокаменная. Ей Норма тоже не нравится.

      – Она ведь болела? Ей пришлось лечь в больницу.

      – О ком вы говорите? О Норме?

      – Нет, я говорю о Мэри Рестарик. Я говорю о миссис Рестарик.

      – Да, кажется, она побывала в клинике. Неизвестно зачем. Сильна, как лошадь.

      – А мисс Рестарик ненавидит мачеху.

      – Она не всегда ведет себя уравновешенно, то есть Норма. Ну, понимаете, срывается. Девушки всегда ненавидят мачех, я же сказал.

      – И мачехи всегда из-за этого заболевают? Настолько, чтобы ложиться в больницу?

      – На что вы, черт дери, намекаете?

      – На работу в саду. Может быть, на гербициды.

      – При чем тут гербициды? Вы что, намекаете, что Норма… что она способна… что…

      – Люди ведь не молчат, – сказал Пуаро. – Начинают ходить слухи.

      – Вы утверждаете, что кто-то сказал, будто Норма пыталась отравить свою мачеху? Полная нелепость. Абсурд!

      – Весьма маловероятно, я согласен, – сказал Пуаро. – Собственно, никто этого не утверждал.

      – А-а! Извините. Я не понял. Но… что вы все-таки имели в виду?

      – Дорогой мой юноша, – сказал Пуаро, – поймите же, ходят слухи, и почти всегда вызывает их один человек. Муж.

      – Как? Бедняга Эндрю? По-моему, крайне маловероятно.

      – Да. Да, и мне это тоже представляется маловероятным.

      – Так зачем же вы туда приезжали? Вы ведь сыщик?

      – Да.

      – Ну, так зачем?

      – Мы говорим о разном, – сказал Пуаро. – Я приезжал туда не для того, чтобы расследовать сомнительное или возможное отравление. Вы должны меня простить, но ответить на ваши вопросы я не могу. Крайне секретно, вы понимаете?

      – О чем вы?

      – Я приехал туда, – сказал Пуаро, – к сэру Родрику Хорсфилду.

      – К старикану? Но он же в маразме, разве нет?

      – Он человек, – сказал Пуаро, – который хранит много секретов. Я вовсе не говорю, что он и сейчас в чем-то активно участвует, но знает он немало. Во время последней войны он был причастен ко многому и многому. Имел личное дело кое с кем.

      – Так ведь это когда было!

      – Да-да, его роль в подобных вещах давно в прошлом. Но неужели вы не понимаете, что некоторые сведения не утрачивают ценности?

      – Какого рода сведения?

      – Лица, – сказал Пуаро. – Например, знакомое лицо, которое сэр Родрик может узнать. Лицо или привычный жест, интонацию, походку. Такие вещи люди помнят. Старые люди. Они помнят не то, что случилось на прошлой неделе, в прошлом месяце или в прошлом году, но они помнят случившееся двадцать