Испанская одиссея. Борис Алексеев

евшее от долгого тридцатишестиградусного купания, торопится покинуть влажные пределы «Талассии» и остудить кожу «прохладным» двадцатишестиградусным морским бризом.

      Неожиданно из бокового прохода прямо передо мной вышаркивает огромный сутулый старик. Покачиваясь на худых жилистых ногах, старик направляется к выходу. Его походка напоминает колыхание шлюпки в волнах на короткой береговой привязи.

      Ускоряю шаг, пытаюсь протиснуться между ним и стеной коридора. Хм, не получается. Сила, похожая на взаимодействие однополярных зарядов, не пропускает меня. Что за ерунда? Вновь ускоряю шаг. И вновь хребет старика реально отталкивает назад.

      «Ах, так?» – демонстративно перестаю куда-либо торопиться.

      Если честно, мне и спешить-то некуда. Вторую неделю не случилось найти хоть какую-то работу, а отсутствие работы, как известно, затягивает человека в топь хронического безделья. Говорю ответственно: чел, озлобленный затянувшейся хроникой, способен на очень нестандартные поступки. К примеру, он пускается в частный сыск. Зачем? Неважно. Так он реализует свою внутреннюю пустоту. Сыскарь, как комар, дырявит взглядом объект и «пьёт» его непонятку. А потом сцеживает выпитое в пустые пазухи. Ха, отлично сказано! Именно сыск вытащит меня из трясины будней. Да здравствует Мюнхгаузен – решено!

      Я пристраиваюсь метрах в пяти за спиной старика и в буквальном смысле копирую его шаги. Это непросто. Старик, как длинноногий страус, парит вразвалочку над кафельными половицами, и я, при всех моих стараниях, то и дело сбиваю шаг и перехожу на рысь. Однако чем я не Шерлок?

      «Хей, Огюст! – попыхивая трубкой, говорит дружище Холмс. Он так же, как и я, едва поспевает за стариком.– Тебе двадцать лет! Помни: жизнь – щедрая расточительная игра. Твоя игра. И ты обязан играть на победу независимо от окончательного результата!»

* * *

      Стоп!

      Перечитываю собственную запись: «озлобленный хроническим бездельем»… Хорош, нечего сказать! Окончил лучшее вachillerato1 в Сан-Педро. Сам сеньор Пабло тискал меня в объятьях и шептал в ухо: «Иди, сынок, пусть дорога укажет тебе путь к счастью!» Какая дорога? Всюду, где я ни пытался устроиться на работу, холёные менеджеры лапали мои документы и отвечали, лыбясь, как раздавленные помидоры: «Сеньор Огюст, очень сожалеем, но ваше досье нас не убеждает. Поза- ботьтесь обзавестись протекцией».

      Протекцией! Где я возьму им эту протекцию? Мой отец – великий умница, но он простой рыбак и не вхож в денежные кабинеты. А протекция сеньора Пабло им нужна как на базаре тухлая рыба – вечно, мол, этот школьный нянька пристраивает своих бездельников в тёплые местечки. У-у-у, сволочи раздавленные…

      Мне скоро надоедает препираться с собственной памятью, и я перевожу взгляд на объект сыска, вернее, на его совершенно лысый затылок. «Ха, старикан-то непростой,– примечаю его необычайно развитые теменные бугры. Помню, на уроках психометрии модница Эльза утюжила нас цитатами из какой-то тёмной книжонки: дескать, развитые теменные кости указывают на наличие в экстрасенсорике человека паранормальных способностей. Чушь собачья, но я запомнил. Может, потому, что отец частенько говорил мне: «Везде, где б ты ни был, наблюдай человека, так познаешь самого себя».

      Ну вот, пока я «разглядывал» бородавку на шее Эльзы (вечно припрятанную под крохотный шарфик-арафатку), старик набрал крейсерскую скорость и ме- тров на десять ушёл вперёд. «Э-э-э, дырявая субмарина, так дело не пойдёт! – ворчу я на старика и также при- бавляю в скорости.– И вообще, сеньор Огюст, запомни: ты сегодня сыскарь, а потому не валяй дурака – Fais ce que dois, advienne, que pourra!2»

      2. СЫСК НАЧИНАЕТСЯ

      Как гребцы на двухместном каноэ, мы синхронно движемся по извилистому каньону коридора и через пару минут ока- зываемся в просторном вестибюле. Старик тормозит возле стойки ресепшена, что-то говорит консьержке, та улыбается и подаёт конверт. Мой «визави» долго рассматривает депешу, видно, собирается с мыслями, затем размашистым движением вскрывает печатку и погружается в чтение.

      По мере того как его глаза перебегают с одной строки на другую, корпус старика медленно разворачивается в мою сторону. Наконец он прекращает читать, поднимает глаза и фокусирует взгляд прямо на мне. Я едва успеваю увернуться от выпущенных в меня двух колких смоляных стрел и сменить на лице выражение охотника на гримасу беззаботного гуляки.

      В вестибюле много народу и довольно шумно. По рассеянному состоянию старика я понимаю, что стрелы, выпущенные в мою сторону, предназначались вовсе не мне, а кому-то другому, о ком, видимо, сказано в депеше. Дальнейшие события показали, что я оши- бался,– стрелы предназначались мне. Однако сейчас его видимое «безразличие» лишь добавляет моим действиям уверенности, вернее, наглости в исполнении задуманного шпионства. Почти не таясь, я наблюдаю, как старик тщательно мнёт бумагу и затем резким движением бросает комок в урну, будто освобождает- ся от тягостной нужды. С минуту стоит неподвижно. Убедившись, что комок исчез в урне окончательно, он расправляет сутулые плечи, выпячивает подбородок и, выпустив в мою сторону ещё одну стрелу

1

Вachillerato (исп.) – последние два выпускных класса испанской средней школы, аттестат зрелости.

2

Fais ce que dois, advienne, que pourra (лат. лучезарный Марк Аврелий): «Делай что должно, и будь что будет».