Долгожители (сборник). Владимир Маканин

– это тот, который был такой остроумный и блистательный?

      – Тот самый, – сказала жена.

      И тут же она добавила: может быть, Ключарев как-нибудь сходит к нему домой, навестит, вот она записала специально его адрес. Голос жены был вполне серьезен. И даже трогателен. Ключарев машинально взял бумажку с адресом и не сдержался, фыркнул. Женщины – прелесть. Только они могли додуматься до такого. Прийти к малознакомому типу и сказать: «Привет, родной, говорят, ты погибаешь?..»

      – Но с какой стати я пойду его навещать? Я видел его два раза в жизни.

      – А я видела только однажды.

      Что и говорить, это был веский довод.

      – Согласись, – продолжала атаку жена, – лучше и удобнее, если его навестит мужчина.

      – Лучше или хуже, а я не пойду. Некогда.

      Ссоры не случилось. Ключаревы были дружной парой.

      Жена даже признала, что хватила, пожалуй, лишнего, посылая Ключарева бог знает куда и зачем. И они заговорили о сыне-девятикласснике: сын делал большие успехи в спорте, а точнее, в спортивной гимнастике.

      2

      Ключарев забыл бы о странной просьбе жены, но этим же вечером случился еще один телефонный разговор. На этот раз сам Ключарев звонил своему приятелю по имени Павел. Как это часто бывает, фраза из одного разговора переходит и кочует в другой. Жизнь фразы коротка, и похоже, что фраза тоже хочет пожить подольше. И вышло так, что вместо приветствия Ключарев шутливо спросил своего приятеля:

      – Ну как жизнь – не погибаешь?

      Павел ответил – нет, не погибаю, с чего ты взял? Ключарев засмеялся, пришлось пояснить, что это шутка, это просто так, модное слово. У них есть, к примеру, некий Алимушкин, который погибает.

      – Алимушкин? – переспросил Павел. – А я с ним вместе работаю.

      – Да ну?

      (Тесен мир.)

      – В смежных комнатах трудимся. – И Павел добавил, что Алимушкин мужик неплохой, но в каком-то загоне. Что-то с ним стряслось. Совершенно не может работать.

      – Почему?

      – А шут его знает. Он молчун. Я, честно говоря, молчунов обхожу стороной.

      Тут они вполне сошлись, Ключарев тоже не любил молчунов.

      – Уж лучше пьяницы, – сказал Ключарев. И тут же вновь вспомнил про Алимушкина: – Но, послушай, какой же он молчун, он же был блистательный малый! Он же был так остроумен!..

      Павел ответил на это вздохом. А потом ответил глубокой и вечной истиной:

      – Был, да сплыл.

      В этот же вечер, уже перед сном, Ключарев вышел побродить возле дома – он называл это «проветриться». Он ходил по утоптанным снежным тропинкам, а в голове вертелось: «Был, да сплыл». Возникла вдруг странная мысль: а что, если ему стало везти за счет этого Алимушкина? Он вспомнил о предложении начальника написать статью. Вспомнил о кошельке. И усмехнулся. Мысль, разумеется, была глуповатая. Мысль была секундная и, в общем, игрушечная. Стоял мороз. Над головой были звезды. Он шел, глядя вверх, и думал, что звезд полным-полно, и небо огромно, и звезды эти видели и перевидели столько человечьих удач