Заговор против Сталина. Александр Тамоников

Галлахер.

      – Все в порядке, дружище… Я ничего не сделал… Лежи, набирайся сил…

      Он повернулся к девушке. Нина скорчилась в позе зародыша, поджала локти под живот. Ее глаза были открыты наполовину. Девушка мелко дрожала. Павел обнял ее, погладил по голове.

      – Нин, ты как?

      – Я здесь, Павлуша… – она едва шевелила губами, смотрела в одну точку. – Полежу немного, все хорошо будет…

      Он оставил ее в покое – помочь все равно было нечем. Быстрее бы добраться до берега, найти возможность развести костер…

      – Эй, приятель, как тебя зовут? – прошептал Галлахер.

      – Павел. Если по-вашему, то Пол.

      – Понятно… А я Ларри. Родом из Кардиффа. Потом жил в Дувре, там у меня родители… Ты русский?

      – Есть грех, дружище.

      – Всякое бывает, – Галлахер затрясся в беззвучном смехе. – Это твоя подруга?

      – Это моя коллега… по дипломатической службе… Ты уверен, что перед нами Норвегия?

      – Парень, посмотри на карту, здесь нет ничего, кроме Норвегии.

      – Хорошо, Ларри, при случае обязательно посмотрю.

      Он откинул голову. Силы не спешили возвращаться. Перевернутая шлюпка мерно покачивалась. Три тела лежали рядом.

      Обморок был долгим и черным, как ночь. Майор провалился в него, как в пропасть, время остановилось.

      Очнулся, когда усилилась качка, и машинально ощупал свернувшуюся рядом девушку. Она не пошевелилась.

      Донесся гул – в прибрежных водах рокотал прибой. Павел приподнялся. Картинка в глазах стала четче. Шлюпка подходила к берегу. Он выплывал из сизой хмари – скалистый, изрезанный, заваленный белесыми камнями. Светлела полоска пляжа. На обрывах грудились хвойные деревья – невысокие, разлапистые. До берега оставалось не больше кабельтова.

      – Скоро доберемся, Пол, – прошептал Галлахер. – На берегу вроде нет никого.

      Нина все еще не шевелилась. Павел потряс ее. Девушка не реагировала. Дыхание сперло в горле. Он встал на колени, осторожно перевернул Нину на спину. Глаза у девушки были закрыты, лицо отливало страшной синью. Скулы обострились, рот был приоткрыт. Майор похолодел. Он тряс ее за плечи, прикладывал ухо к груди, зачем-то начал делать искусственное дыхание рот в рот. Сердцебиение отсутствовало, пульс не прощупывался. Нина Ивановна была холодна, как лед. Но Павел не оставлял попыток: мял ей грудную клетку, пытаясь завести сердце, упрашивал очнуться. Галлахер привстал, подтянул под себя ноги и стал мрачно смотреть на его потуги.

      – Пол, прекращай, девушка мертва. Сердце остановилось от переохлаждения.

      Но почему? Остальные ведь живы! Девушка не дышала, и он не знал, как вернуть ее к жизни. У него отнялись конечности, он лежал на перегибе днища и потрясенно смотрел в мертвое лицо.

      За что ей такое? Потеряла родителей, дочь. С дальней родней Нина виделась редко, они только обменивались письмами. Часто смотрела на фотографию девочки с косичками и украдкой плакала…

      Качка