Парень из Колорадо. Стивен Кинг

переправлялись на материк на пароме, отплывающем в половине восьмого, показывая контролеру – или Герби Госслину, или Марси Лагасс – свои проездные, которые те проверяли сканерами для считывания штрих-кодов. У пристани школьников дожидался автобус, на котором они ехали три мили до ОСШБ. Стефани спросила, дожидалась ли парочка автобуса, и Дейв, улыбаясь, покачал головой.

      – Нет, они бежали дальше, – ответил он. – Не держась за руки, но всегда бок о бок, Джонни Грэвлин и Нэнси Арно. Пару лет они были неразлучны.

      Стефани выпрямилась. Она знала, что Джон Грэвлин – мэр Лосиного острова, общительный мужчина, у которого для каждого находилось доброе слово и который метил на кресло сенатора штата в Огасте. Волос у него становилось все меньше, а живот – все больше. Она попыталась представить его бегущим – две мили по острову до пролива, три – по материку до школы – и не смогла.

      – Получается не очень, дорогуша? – спросил Винс.

      – Не очень, – признала Стефани.

      – Все потому, что ты видишь Джонни Грэвлина – футболиста, бегуна, любителя пошутить по пятницам и пылкого влюбленного по субботам – мэром Джоном Грэвлином, который всего лишь одинокая политическая жаба в маленьком островном пруду. Он ходит взад-вперед по Бэй-стрит, пожимает руки и улыбается, сверкая золотым зубом в уголке рта, находит доброе слово для каждого, не забывает ни одного имени и помнит, кто из мужчин ездит на «форде»-пикапе, а кто все еще сидит за рулем старого отцовского «интернейшнл-харвестера». Он – карикатурный политик из какого-нибудь фильма сороковых годов прошлого века о жизни маленького городка и настолько провинциален, что даже этого не понимает. Впереди у него только один прыжок – прыг, жаба, прыг, – и как только он прыгнет на кувшинку в большем по размерам пруду Огасты, ему или достанет ума и он остановится, или попытается прыгнуть еще раз и тогда его раздавят.

      – Это так цинично, – отозвалась Стефани, не без восхищения.

      Винс пожал костлявыми плечами:

      – Послушай, я – тоже стереотип, дорогуша, только мой фильм – о газетчике с резинками, поддерживающими рукава рубашки, и козырьком на лбу, который в последней части кричит: «Остановите печатную машину!» Речь о том, что в те дни Джонни был совсем другим: стройным, как перьевая ручка, и быстрым, как молния. Ты бы назвала его молодым богом, если бы не торчащие зубы, но с тех пор он это поправил.

      И она… в этих коротеньких красных шортиках… вот уж кто выглядел богиней. – Он помолчал. – Как и многие семнадцатилетние.

      – Давай без канавных мыслей, – предложил Дейв.

      На лице Винса отразилось удивление.

      – Какая канава? Ни в коем разе. Мысли мои в облаках.

      – Не буду спорить, раз ты так говоришь, и должен признать, взгляды она приковывала, это точно. А еще на дюйм или два возвышалась над Джонни. Возможно, из-за этого они и разбежались весной их выпускного года. Но в восьмидесятом не расставались и каждый день бежали к парому по острову, а высадившись в Тинноке – к школе. Люди делали ставки на то, что Нэнси залетит от него, но этого не случилось. То ли он показал